Татьяна Григорьева - Япония: путь сердца

Русским есть чему поучиться у японцев – например, памяти сердца, дисциплине ума. И есть на что положиться. Не один Памфил Данилович Юркевич (1826–1874), учитель Владимира Соловьева, считал сердце глубочайшей духовно-нравственной основой человека: «не древо познания есть древо жизни»; целостная душа рождает знание: ум есть вершина, а не корень духовной жизни человека [53] Юркевич П. Д. Сердце и его значение в духовной жизни человека // Труды Киевской Духовной Академии. – Кн. 1. – Отд. 2. – Киев, 1860. . О том же писал Евгений Трубецкой – о святом просвещении России, ее Путь – Путь духовидцев. В течение веков в мире царствовал ад – в форме роковой необходимости смерти и убийства, пока не явились духовидцы, познавшие собор всей твари как грядущий мир вселенной, «объемлющий ангелов и человеков и всякое дыхание земное, – такова основная храмовая идея нашего древнего религиозного искусства» [54] Трубецкой Е. Н. Умозрение в красках. – С. 20. . И возвращается к этой мысли в очерке «Россия в ее иконе» (1917). Подвигом св. Сергия Радонежского Россия сподобилась той высоты святого просвещения, которого не было в других странах, раньше принявших христианство. Страна, где были явлены такие светильники, уже не нуждается в иноземных учителях веры.

Свои мысли святые России выражали не столько в слове, сколько в красках. Писали сердцем. Не оттого ли русская иконопись, достигшая расцвета в XV веке, согрета чуждой грекам теплотою чувств? Евгений Трубецкой переживает утрату духовной высоты в современной ему церковной архитектуре: «В этом ужасающем сходстве новейших церковных глав с предметами домашней утвари отражается то беспросветное духовное мещанство, которое надвинулось на современный мир. Все в нем говорит только о здешнем, все выражает необычайно плоскостное и плоское мироощущение» [55] Трубецкой Е.Н. Два мира в древнерусской иконе. – М., 1916. – С. 106. . Потому и называют такое сознание плоскостным и несчастным.

Ощущение внутренней красоты в русской иконе пленяет японцев, для которых Красота есть Истина. Красота – вне слов, потому и спасает; вульгарность же, величайший из пороков, разрушает душу. Потому и находят японцы на взлете русской культуры что-то созвучное, близкое себе, что-то, в чем сами нуждаются. Может быть – обостренное чувство жалости, сострадания (которое, кстати, мало согласуется с дисциплиной ума)? Потаенная вера в Красоту, спасающую мир, в русских, по понятным причинам, притупилась, но исчезнуть совсем не может, ибо она – в их крови (если, конечно, не обескровят народ). Потому, думая о японцах, я вспоминаю русских, и наоборот. Это происходит со мной помимо моей воли, подсознательно, а потому – не случайно.

Однако вернемся к анализу современного ума, обескураженного потребительской цивилизацией. Лучшие умы Запада взбунтовались против «тирании целого», имея в виду «тиранию части» – вторичную природу, техногенную цивилизацию. «Сознание эпохи отделяется от всякого бытия и заменяется только самим собой. Кто так думает, ощущает и самого себя как ничто. Его сознание конца есть одновременно сознание ничтожности его собственной сущности. Отделившееся сознание времени перевернулось» [56] Сартр Ж.-П. Бытие и ничто (1966). Цит. по: Человек и его ценности. – М., 1988. – С. 67. . В этих словах Жана-Поля Сартра все сказано – в частности и то, какой страх до сих пор вызывает Ничто, основа основ восточного ума, – непроявленная полнота сущего. В этом причина тотального противостояния, в том числе культуры и цивилизации, поглощения одного другим.

Вспомним, что писал Карл Ясперс о превращении общества в «одну большую машину» с человеком в роли сырья. Это – расплата за антропоцентризм, уходящий в далекие времена греческого видения:

Овидий. «Метаморфозы»

Нет, казалось бы, в приведенных стихах Овидия ничего противоестественного, никакой неправды, кроме того, что несовершенный человек вознесен до «богоравного» (Сапфо). Как и в «Антигоне» Софокла: «В мире много сил великих, // Но сильнее человека нету никого». Это и устрашило св. Августина: «Душа в своих грехах, в гордой, извращенной и, так сказать, рабской свободе стремится уподобиться Богу. Так и прародителей наших оказалось возможным склонить на грех только словами: „будьте, как боги“» (Св. Августин. О Троице, 11, 5–8). Бог привел все к единому порядку; этот порядок делает из мира единое целое. Эту целостность человек разрывает, предпочтя ей из личной гордости и личных симпатий одну часть, «мнимое единство». Он таким образом ставит часть выше целого, достоинством, принадлежащим целому, он облекает часть («Исповедь» Блаженного Августина, 3, 8).

И до сих пор «мнимое единство» довлеет над умами, сводя все к множеству, количеству, перекрывая путь к Свободе. Но вне свободы ничто состояться не может, как вне Целого ничто не может найти себя. Отсюда и возмущение «тиранией целого», которое целым не является. Оттого ни одна великая идея не могла осуществиться при господствующем типе сознания – ни идея свободы, ни идея равенства, ибо не могут быть свободными части. Одна часть зависит от другой, вышестоящей, и так до бесконечности. Все дробится, если торжествует психология части: претендуя на целостность, она становится агрессивной. Проницательный ум Бердяева был потрясен этим процессом: «Исчезает человек как целостное существо внутренно центрированное. Дробные и частичные элементы человека предъявляют права не только на автономию, но и на верховное знание жизни» [57] Бердяев Н.А. Философия свободного духа. – М., 1994. – С. 327. .

В наше время мало кто из мыслящих не говорит о катастрофе, уготованной техногенной цивилизацией, которую и Арнолд Тойнби, и японские публицисты называли «дьявольской». Первый президент Римского клуба Аурелио Печчеи начал священный поход за возвращение человеку его качеств: в истории еще не было периода, когда люди смотрели бы в будущее с такой тревогой. Тревога возрастает в докладах Денниса Медоуза «Пределы роста», «За пределами роста». В них дается неутешительный прогноз: в ХХ1 веке нарушится энергетический баланс, усилится белковый дефицит, загрязнение атмосферы, что может вызвать планетарную катастрофу.

На конференции «Культура в эпоху цивилизационного слома» говорилось о разрушении оснований общества цивилизации как особой исторической системы. Но слом, по мнению Э. В. Сайко, не означает гибели системы: в ней формируются принципиально новые структуры. На этой конференции звучали мысли о «конце истории», о том, что мир переживает ситуацию тотального упадка, в духе Содома и Гоморры – символа моральной развращенности. «Но этот же период стал „осевым“, поворотным пунктом, обозначавшим Великое разделение между Пороком и Добродетелью» – не теряет надежды Б. С. Брасов [58] Ерасов Б. С. Культура в ситуации цивилизационного слома // Культура в эпоху цивилизационного слома: Материалы конф. / РАН. – М., 2001. – С. 91. . А. А. Пелипенко верит в трансформацию Бога в Культуру. Потому и пишет слово Культура с заглавной буквы, предлагая самообуздание интеллекта : «Это означает, разумеется, не выстраивание искусственных рубежей познания, а отказ от рефлективно-аналитическо-отчуждающих процедур познающего сознания за пределы самой природы этого сознания» [59] Там же. – С. 181. .