Татьяна Григорьева - Япония: путь сердца

Признанный во всем мире писатель Акутагава Рюноскэ пытался соединить западную культуру с собственной, но и его одолевало чувство раздвоенности. В «Диалоге во тьме» он писал: «Мы утратили дух Середины, чему нас учил мудрец Древнего Китая». Под мудрецом он имел в виду Конфуция: «О Шунь! Небо отметило тебя. Твердо придерживайся во всем Середины! Когда страна страждет, блага Неба кончаются» (Луньюй, 20, 1). Не следуя Срединному Пути, нельзя достигнуть счастья. В «Словах пигмея» Акутагава пишет: «А если и достигнешь, такое счастье обернется злом, как если в жаркий день поддерживать огонь или в холод обмахиваться веером».

Сдвоенное Ян или сдвоенное Инь несут гибель. Акутагава испытал это на себе: «Но что и дух традиций, и дух современности делают меня несчастным – этого я вынести не мог. Я вдруг вспомнил слова „Юноши из Шоулина“. Этот юноша, не выучившись ходить, как ходят в Ганьдане, забыл, как ходят в Шоулине, и ползком вернулся домой. Такой, какой я теперь, несомненно, „Юноша из Шоулина“. Я взял себе этот псевдоним, еще когда не был низринут в ад». Дарованная свобода – несвобода. «Ликвидировать рабство – значит уничтожить рабское сознание, но нашему обществу без рабского сознания не прожить и дня» [128] Григоръева Т. П. Японская литература XX века. – С. 98. .

И на Западе, как убедился Акутагава, нет свободы. «Перед ним стояли не столько книги, сколько сам „конец века“. Ницше, Верлен, братья Гонкуры, Достоевский, Гауптман, Флобер («Жизнь идиота»). И разве не с цивилизованного Запада пришли к нам дурные привычки? – спрашивает он. И пишет в «Повести об оплате за добро»: «Невиданные у нас доселе воровские уловки, – ведь их, как крест и пушки, наша дикая Япония тоже переняла у Запада». В 1927 году Акутагава, как и Китамура Тококу, покончил с собой.

Разрушительная стихия обогащения не обошла Японию, проникла в «тело государства». У Японии не было иммунитета против дьявольской власти денег (самураи презирали наживу). Рабиндранат Тагор, поначалу поверивший в обновленную Японию, писал: «Азия показывает все признаки пробуждения от векового сна. Япония благодаря своим контактам и конфликтам с Западом заняла почетное место на мировой арене, тем самым доказав, что она живет современностью, а не туманными преданиями прошлого. За ней вступают в новый век и другие азиатские страны» [129] Там же. – С. 17. . Но вскоре надежда сменилась разочарованием: «Безобразный дух коммерции проник через море в прекрасную страну Японию. И это угрожает гению нации, это надругательство над лучшим, что сделано и что должно быть сохранено не только для ее спасения, но для процветания всего человечества». Тагор приходит к неутешительному выводу: «Западная цивилизация не признает таких понятий, как честь. Нечеловеческая жестокость стала предметом бесстыдной гордости. И мы видим, как японцы, лучшие азиатские ученики европейцев, стараются в Корее и Китае перещеголять своих учителей» [130] Тагор Р. Собр. соч.: В 12 т. – Т. 11. – М., 1965. – С. 300. .

Измена национальному Пути не проходит бесследно: неминуема расплата за содеянное – по закону национальной Кармы, и писатели XX века свидетельствуют об этом. Нобелевский лауреат Оэ Кэндзабуро с горечью говорит об утрате национальной и личной идентичности. Писатель Сэридзава Кодзиро в «Божественной серии» пишет о моральном падении японских солдат во время японо-китайской войны. А Куникида Доппо описал ужасы этой войны в «Письмах любимому брату» (1895): «Война – страшное, смрадное слово. Проклятие дьявола человеку. Как змея, ползет она из века в век, из страны в страну. Мы привыкли произносить слово „смерть“, но не можем себе ее представить. Лишь увидев трупы людей, узнаешь, что это такое». Его очерки имели успех, несмотря на патриотический бум: верность Жизни оказалась сильнее верности долгу.

Итак, непросто приобщалась Япония к неведомой цивилизации. Но дело не в цивилизации самой по себе, а в ее направленности. Если цивилизация отпадает от Культуры, она, действительно, становится дьявольской, подминает под себя человека, уподобляя его машине. Что ни говори, поклоняясь капиталу, теряют себя; мельчают души, человечество деградирует. Деньги, как наркотик, губит неокрепших – одержимостью к накоплению денег или острых ощущений. О последствиях потребительской цивилизации, которую называют то «техногенная», то «дьявольская», всерьез задумываются ученые. Превращаясь в стихию, цивилизация становится враждебна всему живому. Об этом говорят уже открыто: выбросы в атмосферу, расщепление атомной энергии вызывают не только стихийные бедствия – наводнения, тайфуны, но и притупляет человеческий разум. Больные младенцы – расплата за неуемную страсть к экспериментам. Вслед за разумом исчезает инстинкт самосохранения. Самозащита Природы. Получается, что хомо сапиенс, человек разумный, движется не вверх, как ему назначено Божьим Промыслом, а вниз, отягощенный грехами, в самую Преисподнюю. Такова его свобода выбора: стихия властвует над ослабленным умом.

Говорят, «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Но гром уже грянул, сполохи молний возвещают беду, а мужик не спешит, ждет новых предзнаменований. Дело, видимо, не в цивилизации, а в происках нечеловеческого разума. Но и это поддается осмыслению, если учесть опыт цивилизаций, избежавших антропоцентризма, скажем, китайской или японской. Можно понимать цивилизацию как нечто заданное изначально, «постоянное Дао», к которому приближается или отдаляется дух народа. Если отдалится, то погибнет, за ненадобностью, как не выполнивший своего назначения.

О национальных цивилизациях размышляют авторы третьего выпуска альманаха «Цивилизации и культуры» [131] Цивилизации и культуры / Под ред. Б. С. Ерасова. – М., 1996. – Вып. 3. . Остановлюсь на этом выпуске, хотя и предыдущие заслуживают внимания. Речь в нем идет о цивилизации, освященной духовной культурой. Классические цивилизации «осевого времени» имеют в своей духовной основе разрыв и дуализм между Небом и Землей, повседневностью и вечностью, считает Б. С. Ерасов. Вместе с тем во всех цивилизациях духовными компонентами были отрицание государства, неприятие здешнего мира и признание универсальности духовной общности. По Н. Я. Данилевскому, всякая цивилизация имеет индивидуальный и замкнутый характер, но механизм всех цивилизаций одинаков: цивилизации вырождаются, когда вырождается общество, в отличие от органической культуры, независимой от времени. Он приводил в пример культуру Китая: наука и знание нигде не пользуются таким высоким уважением, как в Китае. А славянофил А. С. Хомяков ставил Конфуция «выше всех философов в целом свете».

Возможно, и так. В начале пути возвышенные идеи, благие порывы вдохновляют. Но с некоей неизбежностью происходит переворачивание ценностей: второстепенное, частный интерес становится над главным, «общим делом». Побеждает логика мелкого человека – сяожэня, для которого выгода выше Истины. «Биологически – прогресс состоит в поглощении младшим старшего, – по Николаю Федорову, – психологически он – замена любви к отцам бездушным превозношением над ними. самое безнравственное вытеснение сынами отцов» [132] Цит. по: Петров П. Н. Ф. Федоров и его учение // Журнал «На Востоке». – Токио, 1935. См. Приложение к книге: Григоръева Т. П. Чарующая радость жизни. – М., 1998. – С. 199. . Тогда и превращается цивилизация в свою противоположность, в варварство. И все же, цивилизации «осевого времени», к которым принадлежит и Россия, «запрограммированы на бессмертие и обнаруживают способность к трансформации и возрождению» [133] Цит. по: Ерасов Б. С. Цивилизационная теория и евразийские исследования // Цивилизации и культуры. – С. 13, 17. .