Аполлон Коринфский - Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа

Царь-государь, добрый-ласковый властитель народа-пахаря, рисуется в воображении последнего поставленным над всеми другими царями земными. «Ты еще скажи, сударь, поведай нам – который царь над царями царь?» На этот вопрос народной мудрости еще и теперь по светлорусскому простору неоглядному разносят народные певцы – калики перехожие свой простодушный ответ, вложенный в вещие уста премудрого царя «Голубиной Книги»:

Царь объединен с народом в памяти последнего, как Творец – с мирозданием. Это – одна неделимая стихия, самое существование которой неразрывно связано с обеими составными частями ее. Клич народа призвал князя-царя-государя на Святую Русь; слово народное возвеличило его на светлорусском просторе-приволье; это же самое слово говорит и об его самодержавии, никем и ничем – кроме Бога – не ограниченном. «Царь земной под Царем Небесным ходит!» – сказала народная Русь. «Никто против Бога, ничто против царя!», «Правда Божья, суд – царев!», «Одному Богу государь ответ держит!», «Царь – от Бога пристав!», «Никто – как Бог да государь!» – подтвердил народ в целом ряде пословиц, как бы сделавшихся законами его общественной нравственности.

«Русской Земле нельзя без государя быта», – облетело всю Русь вещее слово истинно русских людей в смутную годину миновавших лихолетий и всегда находило живой отклик в народе, сказавшем про себя, что он – «душой Божий, а телом – осударев!» И всякий раз сердцем слышал самодержец, что отклик шел к нему из глубины стихийной души могучего богатыря-народа. «Без Бога свет не стоит, без царя – страна не правится!», «Без царя народ сирота, земля – вдова!», «Светится солнышко на небе, а русский царь – на земле!» – яснее складывается мысль этого миллионноголосного отклика. «Народ – тело, царь – голова!» – мыслит русский человек и, видя в царе олицетворение высшей справедливости, заносит на скрижали своей вековой мудрости резкие слова: «Где царь – тут и правда!», «Где царь – там гроза!», «Близ царя – близ чести!», «Близ царя – близ смерти!»

Второе и четвертое изречения должно, несомненно, отнести к «ослушникам – волкам стада государева, царскому добру досадителям» – в одно и то же время являющимися, в представлении сказателя пословиц, ослушниками, волками и досадителями народа.

«Царь – не огонь, да ходя близ него, опалишься!» – иносказательно обрисовывает простодушный краснослов опалу. «Гнев царев – посол смерти!», «До царя дойти – голову нести (повинную)!», «Царское осуждение – бессудно!»; но – «Ни солнышку всех не угреть, ни царю на всех не угодить!» – смягчает народ свое понятие о грозном царе, представляющемся ему прежде и после всего царем ласковым, милостливым и великодушным – при всей своей нелицеприятной справедливости. «Нет больше милосердия, чем в сердце царевом!», «Кто Богу не грешен, царю не виноват?», «До милосердного царя и Бог милостлив!», «Бог милостлив, а царь жалостлив!», «Бог помилует, царь – пожалует!», «Виноватого Бог простит, правого царь пожалует!» – дополняется одно крылатое слово другим. Известнее всех среди них то и дело звучащее на Руси: «За Богом молитва, а за царем служба не пропадает!» – выражение, вошедшее в плоть и кровь народа, с малых лет воспринимающего понятие о том, что «жить – царю служить».

Как же и чем служить этому прообразу всего справедливого, всего могущественного, всего милостливого? – невольно зародился вопрос в пытливой душе народа. «Царю правда – лучший слуга!» – ответил он сам себе и, в строго последовательной цепи своих определений, дает подробный перечень всех родов службы верою и правдою. «Царь без слуг – как без рук!» – говорит он и, умудренный многовековым опытом, заявляет: «Холоден, голоден – царю не слуга!» В этой последней поговорке благосостояние страны как бы связывается с лучшей службой государю, и таким образом в пяти словах разрешается наиважнейший вопрос внутреннего уклада государственной жизни.

Высоко, превыше всего и всех, как город на горе, ставя царя-венценосца, народное слово окружает его тыном приспешников – ближних людей, советчиков, ни на пядь не отступая в этом случае от жизненной правды. Добрых советчиков, доблестных слуг истины, какими всегда славилась Святая Русь – эта родина богатырей духа, – именует крылатое слово «очами» и «ушами» государевыми. Они, по представлению народа, как лучи – свет и тепло красного солнышка, несут милость царскую на благо родной земли. Но многовековой опыт государственной жизни подсказывает народной мудрости и другие взгляды на окруженный живым тыном «город на горе». «Царево око видит далеко!», но «Из-за тына и царю не видать!», «Царские милости в решето сеются!», «Жалует царь, да не жалует псарь!», «До Бога высоко, до царя далеко!» Русский народ, однако, сознает свою стихийную силу, и это сознание является ярким лучом света во мраке его угрюмых взглядов на таких приспешников, которые «Царю застят, народу напастят». И вот из уст его вырываются речения: «Народ думает – царь ведает!», «Как весь народ вздохнет, до царя дойдет!»…

Могучий вздох народа, заслоненного приспешниками, огородившими тыном красно солнышко Земли Русской, вздох богатыря-великана, вылетающий из миллиона грудей, звучит отголоском во многих песнях, навеянных по словам баяна-песнотворца недавних дней, «с пожарищ дымом-копотью, с сырых могил мятелицей». И чуткое сердце русского «белаго царя» неизменно отзывается голосу народного горя. «Ясныя очи государевы», те – по именованию народа – «очи соколиныя», увидеть которые всегда слыло счастьем для каждого русского человека, – видят силою проникновения: кто народу и государю друг, кто – враг. Они, эти зоркие очи, снимают тяготы непосильные, отводят от народа беду наносную. Наделяя царя всем, в чем видит силу и обаяние, народ налагает на него великую ответственность перед Богом. «Народ согрешит – царь умолит, а царь согрешит – народ не умолит!», «За царское согрешение Бог всю землю казнит!» – изрекает он со всею своей прямотою и резкостью, не щадя даже того, в ком видит олицетворение высшего начала на земле.

Радость царская – радость всей Земли Русской, печаль государева – горе всего народа, грех царев – прегрешение всей Руси. Эти три понятия яркой полосою прошли в слове-предании русского народа. Они же и в наши дни волнами всплывают на поверхности могучей своею самобытностью народной стихии, проходя в жизнь и дух народа, как тепло солнца и влага дождя – в корни растений. В воле царя народ видит закон, в законах – ясно выраженную мудрость цареву, пред которою древние памятники изустной мудрости советуют преклоняться с благоговением. Безграничное доверие к проявлению этой воли, беззаветная преданность и бескорыстное служение тому, кто – в представлении народной творческой мысли, как солнышко красное лучами животворными – пригревает Землю Русскую светом ясных очей своих с высоты святорусского трона, – вот три звена, в одну могучую стихию связующие народную душу с сердцем царевым.