Андрей Пелипенко - Избранные работы по теории культуры

Так, упомянутый выше прямоходящий ардипитек, отнявший у австралопитеков право называться «пионерами антропогенеза», опроверг распространённое измышление, что прямохождение было вызвано приспособлением к жизни в условиях травянистых саванн – жил он в лесу.

Скорее уж наоборот, адаптивных возможностей прямохождение не повышало, а с очевидностью их снижало. Так, об австралопитеках М.И. Урынсон пишет: «С чисто биологической точки зрения выпрямленная походка при отсутствии специализированных естественных органов защиты и нападения… в условиях открытых пространств, населённых многочисленными видами хищных животных, создавала для этих приматов невероятные трудности в борьбе за существование, ставя их на грань катастрофы».

Стало быть, уже на этом этапе дают о себе знать первые, ещё слабо выраженные вертикальные устремлениях ГЭВ, «перпендикулярные» горизонтальной адаптационистской эволюционной стратегии. Т. е. магистральное направление вертикального прорыва обозначилось с достаточной ясностью: бипедализм стал дополнительным стимулом для дальнейшего развития мозга как генеральной тенденции морфофизиологической эволюции [265; 269, с. 5–92]. Однако не более того. Во всяком случае, резкое усложнение сенсомоторных систем мозга при переходе от австралопитеков к гоминидному типу организации ничем не обязано ни бипедализму, ни, тем более, гипотетическому возникновению речевых функций, ни даже развитию ассоциативных центров.

Ещё В.И. Вернадский, опираясь на принцип Д. Дана, указывал что эволюционный процесс идёт, начиная с кембрия, в направлении цефализации – прогрессивного развития центральной нервной системы и головного мозга [45]. В этом смысле магистрально движение ГЭВ через взрывное развитие мозга у гоминид было вполне очевидным образом предопределено.

Хотя предопределённость не была, разумеется, фатальной: без сочетания некоторых факторов эта тенденция не привела бы к системному скачку.

Итак, окончательное выделение линии гоминид произошло не позднее 5 млн лет назад. Об этом свидетельствуют открытия Sahelanthropus tchadensis («сахелантроп чадский» 7–6 млн лет назад), которого ряд специалистов считает первым прямоходящим гоминидом (см. выше), Orrorin tugenensis (ок. 6,2 млн лет назад) [101] Эти виды были вытеснены Kenyanthropusplatuops (3,5–3,2 млн лет назад). и примечательных во многих отношениях ардипитеков. Кроме того, эти открытия показывают, что те виды австралопитеков, которые до недавнего времени считались древнейшими предками человека, отнюдь не исчерпывают всего разнообразия ранних гоминид. Не исключено, что именно этот, самый ранний период становления Homo окажется наиболее богатым видовыми вариациями путей «выхода» из драматического эволюционного тупика. Учитывая, что с экосистемной точки зрения антропогенез можно рассматривать в контексте общего направления эволюции разных групп млекопитающих, начавших в миоцене осваивать открытые пространства [52], явление это вполне укладывается в инерционное доразвитие затухающей у них горизонтальной эволюции. Вернее, борьба вертикальных и горизонтальных устремлений ГЭВ неизменно завершалась победой последних, а успех первых ограничивался лишь локальными спорадическими прорывами. Но слабое звено в биосистеме уже было найдено и, в конце концов, положение стало меняться.

Бипедализм – первый шаг в сторону от «отрицательной универсальности» [102] Об отсутствии у предков гоминид специализации в типе локомоции см.: 289, с. 27–41. . Он стал, вероятно, фактором, запустившим эффект домино. Выпрямление позвоночника и связанные с этим физиологические изменения не только сами по себе вызвали болезненные последствия [103] Речь идёт о таких анатомических и физиологических дефектах как трудности при вынашивании плода и при родах, дисфункции гемодинамики, пищеварения, кровообращения, сердечно сосудистой системы, боли в спине, варикозные расширения вен нижних конечностей и нек. др. Причём, у ранних предков человека все эти дисфункции проявлялись даже сильнее, чем у современного человека, ибо преимущества прямохождения у них были выражены куда более слабо. , но и способствовали усилению неотенического комплекса, обусловленного прежде всего замедлением эволюционных реакций. Выявить в развитии этого комплекса какой-то один главный фактор, по-видимому, невозможно: вероятнее всего, такового просто не существует. Но «запускающей» (действующей) причиной вполне могло стать резкое (примерно в 3,8 раз) увеличение удельного метаболизма, т. е. количества пищевой энергии, потребляемой особью в течение жизни на единицу веса [104] См.: 17, с. 73; 124, с. 12–23. (значение этого фактора – так называемой постоянной Рубнера [282, с. 159–163] – справедливо подчёркивается в работах Н.В. Клягина [см.: 123; 124]). С повышением уровня прижизненного обмена веществ замедляются онтогенез, филогенез и темпы эволюционирования. Точно датировать время этих изменений трудно, происходили они, по мнению ряда специалистов, уже в эпоху австралопитеков[124, с. 14], древнейшие останки которых относятся к 4,2–3,9 млн лет. «В эволюционном отношении современный человек представляется результатом неотении, т. е. такой формы эволюции, когда инфантильные или даже эмбриональные черты ребёнка сохраняются до взрослого состояния. У человека это – обезволошенность тела, округлая форма черепа, маленькие челюсти, что в совокупности обуславливает непропорциональное развитие мозгового скелета по сравнению с лицевым. Неотения же, замедленность онтогенеза), несомненно, является следствием высокого уровня удельного метаболизма, тормозящего онтогенез» [105] Клягин Н.В. Происхождение цивилизации. С. 15, со ссылкой на: «Биология человека» /Харрисон Дж., Уайнер Дж., Тэннер Дж., Барникот Н., Рейнолдс В. М., 1979. С. 18–19. . Предки человека способны были в течение жизни потреблять примерно в 3,8 раз больше пищи, чем равновеликие млекопитающие, из чего следует, что для сохранения экологического равновесия со средой им необходимо было соответствующим образом растянуть процесс жизнедеятельности. «В результате в каждый конкретный момент времени они потребляли столько же пищи, сколько и равновеликие им млекопитающие, но при этом жили примерно в 3,8 раза дольше, что и вызвало торможение всего их жизненного цикла, т. е. онтогенеза» [124, с. 15]. Здесь мы со всей отчётливостью наблюдаем очередное и уже никак не сводимое к случайным изменениям действие силы, выталкивающей предков человека из природного царства. Фактор неотении, т. е. в известном смысле «преждевременность» рождения в сочетании с отсутствием внутриутробной конкуренции (формулировка Н.В. Клягина, на мой взгляд, несколько экстравагантная), существенным образом усиливает эффект родовой травмы, обостряя шок экзистенциального отчуждения при выходе из утробы. Разрыв психофизиологических режимов между «там» и «здесь», неуклонно нарастающий от ранних гоминид к сапиенсам, у последних преодолел критический рубеж, по достижении которого можно говорить о выходе в принципиально иное эволюционное качество.