Александр Николюкин - Литературоведческий журнал № 32

В Германию Катков поехал через Петербург, отправился на собственные весьма скромные средства. Как вспоминал Н. Любимов, «Он имел в кармане, как рассказывал мне, всего 200 рублей, когда… пустился в путь» [10, c. 41]. 19 октября 1840 г. В этой дате заключена своя мистика: 19 октября – День Лицея. Эта дата Каткову, как, впрочем, и всякому образованному человеку в России XIX в., была хорошо знакома. В хрестоматийно известном стихотворении А.С. Пушкина «19 октября» (1825) есть строки:

Здесь все сошлось: первая статья, которую опубликует Катков в уже своем «Русском Вестнике», будет посвящена Пушкину (Русский Вестник. 1856. № 1, 2), а ее автор по убеждениям станет государственником, умеющим говорить и находить общий язык с царями. Но все это – в будущем, а пока Катков отправляется в Германию. Его ждет Берлин, университет. По прибытии в Берлин Катков записывается в слушатели университета. О том, что происходило с Катковым в Германии, он сообщал в своих письмах к родным. Эти письма помогают увидеть, как зарождается в Каткове интерес к философии. Письма, к счастью, сохранились, приведу выдержки, которые связаны с его обучением в университете [8].

«Лекции у нас кончились 5 марта. Здесь академический год не так, как у нас: здесь в году два семестра, совершенно отдельные – один зимний, другой летний; летний начнется в последних числах апреля и кончится в августе. В продолжение зимнего семестра я, слава Богу, выслушал целый курс логики, слушал прилежно, записывал, составлял лекции, теперь рассчитываюсь с собою. Живое и серьезное занятие философиею, не так как прежде – пошлое, брошюрочное, благотворно и глубоко подействовал на меня. Но надобно еще много и много поработать мне: в течение каких-нибудь трех месяцев никакая сила не может овладеть таким предметом, ‐ лекции же летели так быстро, так ярко, так ослепительно – ни на минуту нельзя остановиться и укрепиться. Надобно по крайней мере прослушать еще курс при помощи особенных уроков.

… я выбрал для слушания… один предмет – логику у Вердера… В половине семестра я присовокупил к логике и историю новой философии: оно и у Вердера это мне очень помогало в изучении логики, хоть я не слыхал первой половины: от Декарта до Канта. Изучение логики вместе и дьявольски трудно, и божественно легко. Венец философии и всякого развития, начало и конец вселенной есть личность, абсолютная субъективность; все что существует – природа и история есть степени ее развития, момент ее целости; но она прежде всякого развития и истории – через них только приходит к себе. Цель философии и цель логики проследить ее развитие в чистой мысли, в общем, в знании; тут мы присутствуем в первоначальном недре творения. Категории логики – души всего сущего (логос), все что после вышло быть и жить для себя. Изучение логики не есть, стало-быть, просто изучение: это сообщение с Творцом, высшее священнодействие; влияние его объемлет всего человека и на каждом шагу он должен становиться чище и достойнее.

Созерцание без труда диалектики (Шеллингова Intellectuelle Anschauung [интеллектуальное созерцание в наглядных проявлениях. – И. Е. ]) хотя и объемлет в себе все содержание, но владеет им. Форма только тогда достигает своей истины когда перестает быть формою, для того кто прошел весь путь и объял всю целость нет уже никакой важности в абстракции, он может начинать отовсюду – прекращается всякая формальность. В спекулятивном вдохновенном созерцании после диалектики открывается абсолютная личность с полным и раздельным знанием всех своих моментов. Личность есть последнее слово всей философии, – тут она оканчивается, но тут оканчивается и все конечное, тут все богатство и прошедшего и будущего, тут бесконечность, тут бессмертие, тут Бог и в Боге мы – как бы полная личность, оригинально отражающая божественную.

Скажу тебе несколько слов о Берлинском университете: Гегелева философия в нем оставалась долгое время, благодаря покровительству министров, интересовавшихся ею, процветала беспечно; теперь ей похуже и на нее смотрят недоброжелательно; может быть немножко потреплят ее, но это всегда обращается к пользе гонимого. …На кафедру Ганса (философия права) был избран Шталь, обскурант и пиетист, который с самого начала объявил, что Гегелева философия есть змея подколодная, а что наука должна основываться единственно на предании и авторитете. За это его приветствовали шипением и шарканьем. Теперь… вызывается Шеллинг, может-быть с намерением для противодействия, а может-быть и не с тем; но, во всяком случае, истинные представители Гегелевой философии с любовью и радостью ждут его, благоговея перед его гением…

Лекций я взял немного у Шеллинга – философию мифологии, практическое изучение в музее истории живописи у Кушера и археологическое упражнение у Панофки. Преимущественно же я занимаюсь древними языками и особенно греческим, – хочется побольше успеть в них. Шеллинговы лекции имеют для меня великое значение, я слушал их с жадностию: столько глубокого, оригинального, поучительного! У меня открылись глаза на многое на что прежде были закрыты; много предчувствий моих уяснились и большая часть сомнений и вопросов моих получили по крайней мере более определенный вид. Я много трудился над Шеллинговыми лекциями и владею теперь лучшею тетрадью в Берлине, так что у меня со всех сторон выпрашивают ее для изучения, где всех цветов и гегелианские профессоры; но, по правде сказать, не хочется давать, пусть бы сами ходили, записывали и трудились».

Из воспоминаний литератора и переводчика на немецкий язык произведений русских авторов Ф. Боденштедта узнаем, что Катков не только слушал лекции Ф.В.Й. Шеллинга в университете, но и бывал у него дома, «где был принят весьма радушно и часто посещал его. …немецким языком разговорным и письменным Катков владел… в совершенстве» [1, c. 62]. Катков слушал позднего Шеллинга в зимний семестр 1841–1842 гг., Шеллинга времени «Философии откровения» и «Введения в философию мифологии» (Шеллинг читал названные курсы в Берлинском университете в 1841–1846 гг.). В данном случае уточнение «поздний Шеллинг» является содержательно значимым. В этой связи напомню принципиальное возражение Ф.И. Тютчева Шеллингу начала 1830-х годов: «Вы пытаетесь совершить невозможное дело. Философия, которая отвергает сверхъестественное и стремится доказывать все при помощи разума, неизбежно придет к материализму, а затем погрязнет в атеизме. …Сверхъестественное лежит в глубине всего наиболее естественного в человеке. У него свои корни в человеческом сознании, которые гораздо сильнее того, что называют разумом» [9, c. 37]. Каткова увлекла в Шеллинге, по свидетельству Т.П. Пассек, «мистическая сторона этого учения» [2, c. 294].