Array Сборник статей - Ориентализм vs. ориенталистика

Значимость работы Эдварда Саида заключается в том, что она привлекла внимание к проблеме дискурсивных измерений империализма и колониализма. Но ориентализм представляет не только исторический интерес: его дальнейшее исследование должно развиваться как теория государства в социальных науках, в частности, социальных науках третьего мира. Причина этого – в продолжающемся влиянии конструкции «Восток». Более того, следует заметить, что существует определенный психологический и структурный облик того мира, в котором существует ориентализм. Психологическое измерение этого может объясняться идеей ментальной плененности, в то время как структурное измерение объясняется идеей академической зависимости.

В некоторой степени плененный разум по своей направленности ориенталистичен, он подавляется западной мыслью, слепо имитируя ей. Подобная слепая имитация характерна для всех уровней ученого изыскания, включая постановку проблемы, анализ, обобщение, генерализацию, концептуализацию, описание, объяснение и интерпретацию [159]. Развитие социальных наук в развивающихся странах является результатом «влияния некритического основания», под которым понимается тот факт, что движущей силой всякого исследования и применения западных теорий, концептов и исследовательских программ является вера в их превосходство [160]. Плененный разум «не сознает своей собственной плененности и обусловливающих его факторов» [161]. К примеру, вопросы, возникающие в ходе критики ориентализма, европоцентризма, интеллектуального империализма и академической зависимости, вовсе не рассматриваются им как проблематичные.

Структурный контекст ориентализма может быть понят через призму идеи академической зависимости. Можно провести параллель между определением академической зависимости и определением экономической зависимости. Согласно Теотонио де Сантос, «под зависимостью мы понимаем ситуацию, в которой экономика некоторых стран обусловлена развитием и экспансией другой экономики, которой она подчинена. Отношение взаимозависимости между двумя и более экономиками, а также между ними и международной торговлей принимает форму зависимости в том случае, когда некоторые страны (доминирующие) расширяются и поддерживают себя, в то время как другие страны (зависимые) могут это делать только в виде отражения этой экспансии, которая при этом может иметь как положительное, так и отрицательное влияние на их непосредственное развитие» [162].

Структура академической зависимости может быть понята в нескольких измерениях: а) зависимость от идей; б) зависимость от носителя идей; в) зависимость от технологии образования; г) зависимость от помощи на проведение исследований и обучения; д) зависимость от инвестиций в области образования;

е) зависимость ученых в развивающихся странах от спроса на специальные знания; ж) зависимость от признания [163]. Последний пункт представляет особый интерес. Данная зависимость проявляется в попытках наших журналов и университетов войти в разнообразные международные рейтинги. Институциональное развитие, равно как и индивидуальная оценка, предпринимаются для того, чтобы достичь более высокого статуса в системе рейтингов, поощрений и наказаний, вместо того, чтобы использовать соответствующие стимулы в виде продвижения, должностей и премий. По верному замечанию Фернанды Байгель, «Недавние исследования показывают, что «универсальные стандарты» для социологического исследования и «хорошая теория» созданы и легимитизированы международной издательской системой, инициированной в 1950-х годах Юджином Барфильдом. В течение многих десятилетий система Индекса цитирования в социальных науках существовала в европейских и американских журналах. Параметры академического престижа все больше и больше сужались, был установлен ряд международных иерархических систем, которые отделяли исследования более престижных академических центров от маргинального знания, опубликованного вне этих центров. Несмотря на рост научной продукции в некоторых периферийных странах, тем не менее, статьи авторов из Латинской Америки, Азии и Африки представляют менее 20 % от всех статей, опубликованных в системе Индекса цитирования в социальных науках. И, как следствие этого, стремление к академической автономности явилось сложной и тяжелой задачей для периферийной социологии, в то время как для американской или французской социологии подобная автономность является само собой разумеющейся» [164].

Следствием подобной формы зависимости является пренебрежение местными журналами, которые даже не упоминаются в международных рейтингах. И, как результат, социальный научный дискурс перестает развиваться на местных языках. Однако самым важным следствием академической зависимости является зависимость от идей. И хотя влияние ориентализма в социальных науках присутствует давно, воображение и возникновение альтернативного дискурса за пределами господствующей тенденции – все еще дело будущего. Зависимость от теорий и концептов, появившихся в контексте западной истории и культуры, по-прежнему существует.

Логическим следствием признания проблемы ориентализма в социальных и гуманитарных науках стал призыв к национализации, однородной интеллектуальной креативности, деколонизации, глобализации и даже к сакрализации социальных наук. Этот призыв может принимать различные обличил, но в каком бы обличии он ни появлялся, общей чертой будет попытка критики и преодоления евроцентристских и ориенталистских элементов, которыми отличаются социальные науки. В силу этого мы можем рассматривать такого рода дискурс как альтернативный, поскольку в данном случае очевидно противопоставление себя тому, что определяется как мейнстрим и европейский проамериканский дискурс. Тем не менее, цели и задачи альтернативного дискурса нельзя понимать исключительно в негативных терминах, то есть терминах, связанных с неоколонистским контролем. В данном случае можно найти и позитивные аспекты, если прибегнуть к теориям, заимствованным из не-западных систем мысли, которые, наряду с культурной практикой, должны рассматриваться как теоретические источники. Альтернативный дискурс связан со своим самобытным окружением, стремясь к автономности от государства или любой другой национальной или транснациональной общности [165]. После того, как мы определили сущность альтернативного дискурса, нам необходимо на примерах более конкретно и специально рассмотреть, что представляет собой этот дискурс. В данном контексте я хотел бы обратиться к двум примерам, в частности, к учению Хосе Рисаля и иранской исламской традиции.