Нил Ашерсон - Черное море. Колыбель цивилизации и варварства

В Крыму караимы держались особняком от окружавших их христианских и мусульманских общин, тщательно оберегая свой образ жизни; они производили и продавали небольшие предметы домашнего обихода, но избегали служить какому бы то ни было правительству. Один историк заметил, что приблизительно с 1200 по 1900 год в их жизни почти ничего не происходило: история крымских караимов представляла собой сплошное бессобытийное пятно долгого мира. Между тем благодаря своему замкнутому существованию караимы приобрели репутацию людей более честных и добродетельных, чем представители других местных сообществ, и вследствие этого, когда в истории караимов кончилось затишье, она приняла любопытный оборот. Гои под впечатлением от их порядочности стали изобретать причины, по которым на караимов не должен был распространяться общий антисемитизм. Высказывалось предположение, что они были обращены в иудаизм подобно хазарам. Абсурдная ирония ситуации состояла в том, что из‑за ревностного стремления караимов следовать более исконному иудаизму, нежели другие иудеи, гои вообще не считали их настоящими евреями.

После аннексии Крыма Россией в конце XVIII века Екатерина II отнеслась к караимам с уважением и интересом. Она прибавила к Российской империи огромные территории: на западе – большую часть старой Речи Посполитой, а на юге – почти все северное побережье Черного моря. Для того чтобы развивать эти территории, она вербовала колонистов – немцев, греков, армян, даже французских поселенцев, и караимы, с их здравомыслием и энергией, годились для этой цели как нельзя лучше. Екатерина переселила часть крымских караимов в Литву, усилив их старые поселения, а на юге, в огромной новой пограничной Новороссийской губернии, гарантировала им все права российских подданных – права, в которых была поражена большая часть еврейского населения. Из Мангупа и другой своей горной цитадели, Чуфут-Кале над Бахчисараем, караимы начали переселяться вниз, в города на крымском побережье, прежде всего в Евпаторию. Когда шотландский путешественник Лоуренс Олифант взобрался на Чуфут-Кале в 1852 году, он обнаружил, что там осталась лишь горстка караимов, присматривавших за древней синагогой. Остальные покинули Мангуп примерно пятьюдесятью годами ранее.

Во время Второй мировой войны нацистское Расовое управление в Берлине постановило (как оказалось, тщетно), что на караимов не должно распространяться “Окончательное решение еврейского вопроса”, на том основании, что биологически и генетически они не евреи, а потомки хазар, обращенных в иудаизм. Это было совершенным вздором, но основные еврейские общины Черного моря, внесенные в список на убой, по всей видимости, поддерживали этот миф, чтобы спасти хотя бы своих братьев, раз уж они не могли спастись сами.

Почти под самой вершиной Мангупа бьет родник с холодной вкусной водой. За ним деревья расступаются – и вы оказываетесь на плато, покрытом коротким дерном и благоухающем чабрецом. Там находятся руины: кое‑где сохранились башни и арки, кое‑где – только каменные опоры стен. Это все, что осталось от базилик, надвратных сооружений, синагог и сторожевых башен. Внизу расстилается мир – море и суша. Люди приходили и селились на Мангупе, когда боялись за свою жизнь или желали остаться наедине с Богом. Или, может быть, то и другое вместе.

В тот день на плоской вершине стоял лагерь: ряд походных палаток, над которыми развевался российский триколор, старая армейская полевая кухня на колесах, закоптевшее ведро с кипящим чаем, клубы сизого древесного дыма. Археологическая экспедиция от Уральского университета в Свердловске (теперь это снова Екатеринбург) вела раскопки на вершине в течение нескольких недель. Здесь, над миром, они не знали последних новостей. Озабоченные студенты сбились в кучку вокруг нас, пока мы пили чай вприкуску с крупным кусковым русским сахаром. Из их радиоприемника лилась только легкая музыка, как затянувшийся смущенный смешок, призванный заполнить молчание России, которое час от часу становилось все более пугающим.

Все человеческие популяции в каком‑то смысле иммигранты. Любая вражда между разными культурами, сосуществующими в одном месте, несет в себе оттенок иммигрантской неприязни к следующей полной шлюпке, приближающейся к берегу. Нам кажется, что у всякого есть право защищать от вторжения свой дом, поля и могилы предков. Но претендовать на единоличное владение, то есть выводить из своего проживания в том или ином ландшафте отвлеченное понятие вечного и непреложного права собственности, просто смешно.

Подобными анекдотами изобилует, однако, каждое столетие в истории Крыма, чья красота возбуждает в каждом, кто там оказывается, почти сексуальный позыв обладать им. Здесь нет коренного населения, нет туземцев. До скифов, до предшествовавших им киммерийцев, до племен бронзового века, которые возвели первые курганы, тут жили люди, которые пришли откуда‑то со стороны. Крым всегда был конечным пунктом назначения: прибрежными утесами в конце морского пути или берегом, на котором кибиткам предстояло окончить свое странствие. Кочевые племена оседали в Крыму (скифы прожили тут почти тысячу лет), но в конце концов рассеивались или двигались дальше. Неизменной в истории Крыма была только определенная трехчленная структура, которую полуостров навязывал всем пришельцам: и хотя зоны разума, тела и духа часто становились почти неразличимыми, но неизменно всегда возникали снова. Эту правду о Крыме – тот факт, что он принадлежит всем и никому, – стали попирать только в новейшие времена. Дважды на нее покушались властители, чьи поползновения были бы просто нелепыми, если бы с ними не было связано так много крови и страданий в прошлом и, очень вероятно, в будущем. В 1783 году Екатерина Великая провозгласила, что Крымский полуостров отныне и навеки принадлежит России. А в 1954 году Никита Хрущев, украинец, пытавшийся отвлечь внимание своего народа от его собственных бедствий, объявил о выведении Крыма из состава России и передаче его Украине.

Мангуп – средоточие всех этих крымских парадоксов. Большая часть развалин на его вершине принадлежит некоему забытому, почти неправдоподобному княжеству Средних веков. Крепость Феодоро на Мангупе заключала в себе независимое греческое княжество, которым правили князья Готские. Но что здесь, наверху, значили определения “греческий” или “готский”?

Готы пришли на Черное море и в Крым с необычной стороны: не с востока, а с северо-запада. Этот протогерманский союз племен из Южной Скандинавии оккупировал Крым в III веке в ходе своего завоевания большей части черноморского побережья. Сто лет спустя черноморские готы были разбиты гуннами. Многие из них направились на запад, вступив в следующую фазу своей миграции, которая ко времени их правнуков приведет их в Италию – это и будет армия короля Теодориха Великого. Но часть осталась в Крымских горах. Они приняли христианство, вошли в состав Византийской империи и по‑прежнему были тут в VI веке, когда император Юстиниан I укрепил Мангуп, который стал одной из опорных точек оборонительной линии, призванной защищать прибрежные города от нападения из степи.