Array Коллектив авторов - «Бархатное подполье». Декаденты современной России

Жанровый формат «Бархатного подполья» стал расширяться. В 2006 году уже были и театр, и стриптиз, и эротическая поэзия вкупе с эротической же фотовыставкой (среди участников последней – Влад Гансовский, Светлана Костина, Алена Присяжная, Андрей Пижемов). Выступала великолепная поэтесса и актриса Анна Бергстрем, она читала стихи, раздевалась и приковывала себя к шесту наручниками. Кстати, именно Анна Бергстрем снялась в клипе «Бостонского чаепития» «Шпионы гламура». Несколько позже она стала успешным автором и выпустила книгу, которая называлась «Девушка со шрамом». Потом вторую – «Сломанные цветы». Был такой Петр Воротынцев, юноша лет 17, у которого была заготовлена программа с поэзией Игоря Северянина. Юноша пришел с продюсером, который поначалу морщился: «Мы никогда не будем выступать в клубе Юлии Варры!» Мол, разврат, свингеры, ужас! Мы пытались объяснить, что весь «ужас» в подвале, а площадка для выступлений – в ресторане. В итоге Петя все же появился у нас с программой стихов Северянина под аккомпанемент на рояле…

На втором фестивале возникла поистине уникальная фигура – поэт Нестор Пилявский. Он будто свалился с Луны, из другого измерения, хотя на самом деле оказался из Киргизии. Абсолютный гот, декадент, очень талантливый, с невероятными, филигранными стихами. Для господ фотографов он идеально воплощал образ современного декадента своим имиджем, вычурной одеждой и манерностью. Когда он вышел на сцену второго фестиваля, все были сражены. В стихах Нестора – невероятные глубины и формы философской мысли. Позже он проявит себя как блистательный переводчик и даже получит за свои труды литературную премию. Увы, наши пути с Пилявским не так давно странно и банально разошлись – по политическим соображениям. Нестор Пилявский после событий на Украине и присоединения Крыма заявил: «Мне с вами не по пути». Впрочем, Нестора я всегда готов видеть на «Бархатном подполье», если он изъявит желание выступить, и считаю его очень интересной личностью.

Неопределенные желания по поводу участия в фестивале высказывала и известная поэтесса Алина Витухновская, с которой меня познакомил все тот же Нестор Пилявский, человек из окололимоновских кругов. Но она как-то постоянно меняла свое решение, и в итоге, что называется, не срослось.

Очень интересным открытием для всех и для меня лично стал конкурсант Олег Ломовой, как выяснилось, радиоведущий и диджей, который порывался выступать в футболке, а после моих увещеваний по поводу стиля денди и утонченности развел руками: «Вы посмотрите на меня – я довольно обычный, пухлый, плотный парень. Какая утонченность? Какой фрак с бабочкой?» Говорю ему в сердцах: «Ну придумайте тогда что-нибудь альтернативное, чтобы было в стилистике!» И он придумал – хоть стой, хоть падай, чем поверг всех в шок и восторг, – вышел в образе эдакого Обломова: в домашнем барском халате, в атласных тапочках на босу ногу и непонятной чалме на голове. Как ни странно, смотрелось по-своему аристократично, притом что и песни были сыграны очень тонко-ироничные, с артистизмом и подлинным талантом. Сегодня собранный Олегом «Ломовой Band» весьма успешно выступает в московских (и не только) клубах.

Она бросилась на меня из салонного сумрака, размахивая наручниками и блестя сварочными очками. «Осторожно! У меня диктофон!» – пропищала я. Мертвая принцесса-поэтесса Анна Бергстрем всхлипнула финальной строфой и заползла обратно на сцену. «Мое следующее стихотворение называется «Пластмасса». Посвящается всем средствам массовой коммуникации», – замогильно прошептала она, приковав себя наручниками к стриптизерскому шесту.

«Браво!» – вздыхали готические дамы, пока Анна напряженно искала ключи.

Второй фестиваль куртуазного декаданса «Бархатное подполье» собрал андеграундных музыкантов, литераторов, актеров и модельеров, тяготеющих к традициям декаданса и эстетизма – направлений в европейской культуре XVIII–XIX веков. Новоаристократизм и эстетствующая интеллектуальность с душком упадничества снова в моде! В моде также Вертинский, поэзия Серебряного века и капризная изломанность французского символизма.

«Клянусь Уайльдом! Дендизм возродится! И мы снова выйдем на улицы с экзотическими черепашками на поводках!» – теребя манишку, горячился юноша в бежевом смокинге начала XX века. «Позвольте представиться: Петр Воротынцев, студент-с», – галантно склонил он голову опешившей мне, схватил мои кисти и в буквальном смысле присосался, лобызая. «Что-что там возродится?» – попыталась выкрутиться я. «Прелестница! Мои художественные чтения еще никого не оставляли равнодушным. Приготовьтесь, сейчас вам откроется…» В сизом облаке сигарного дыма Воротынцев вспорхнул на сцену и в лучших традициях Игоря Северянина начал превращать «трагедию жизни в грезофарс».

«Полюбила меня Аграфена – институтка в лиловых чулках», – пел тем временем Олег Ломовой, мужчина в лиловом атласном халате и ночном колпаке а-ля Обломов. А барышни-институтки, ножки в сеточках круче хардкоровских фэнов, колбасились под его ухахатывания. Владимир Преображенский, отец-вдохновитель фестиваля, молодым Байроном в белом шарфе носился по залу, галантно обвивая станы прелестниц. Прелестницы кошачье улыбались, потряхивая вороными кудрями, и томно затягивались кэпитанблеком в мундштуках.

«Декаданс – это шелест дождя под строки Бодлера и музыку «Бостонского чаепития», это светлая грусть и свежие устрицы в лепестках орхидей на берегу залива…» – отбивал ножкой салонный свинг Преображенский на мой вопрос «Что же есть декаданс?». «А может, вам просто здорового траха не хватает? – поинтересовалась я. – Сразу ясность в мыслях появится, расслабитесь опять же». «Радочка, ну что ты такое говоришь! Я ей про красоту печали, утонченный гедонизм, экстремальный сентиментализм, а она… Ведь именно сантименты делают человека Человеком! А современный мир наполнен лишь жалким суррогатом чувств! Я пытаюсь возродить нежность! А с трахом, как ты говоришь, у нас все в порядке».

«Хочешь, я тебе про настоящий декаданс расскажу», – скользнул по моей шее железным пальцем прекрасный гот. «Настоящие декаденты – это мы! Венец, наполненный гноем, и роз лепестки… понимаешь?» «В детстве я жил в Отрадном, а там либо ты гопник, либо из больницы не вылезаешь! И вот как-то пацаны решили, что я им много денег должен. Меня тогда два парня в косухах отбили – Цербер и Мишаня их звали. С тех пор я решил: хватит быть быдлом некуртуазным – стану неформалом. И стал!» – разоткровенничался он.

«… из-под пурпура мира и высеченный тихий рот вампира – лес красных десен с напряжением хлыста…» – вампирически улыбался любитель соблазнов, пыток и бедренных костей, кукла перверсивного упадка куртуазный поэт Гец Пилявский.