Array Сборник статей - Сборник трудов участников городской научной конференции «Дух и культура Ленинграда в тылу Советского Союза в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов»

Имперская столица строилась и разрасталась. Каменное строительство обгоняло деревянное. Центр города становился всё наряднее, грандиозные петербургские ансамбли обретали свой завершенный вид. Складывался величественный облик Северной Пальмиры.

Константин Батюшков сообщает нам из 1814 г., с «Прогулки в Академию художеств»:

«Надобно расстаться с Петербургом на некоторое время, надобно видеть древние столицы, чтобы почувствовать цену Петербурга. Смотрите – какое единство! Как все части отвечают целому! Какая красота зданий, какой вкус и в целом какое разнообразие, происходящее от смешения воды со зданиями. Взгляните на решетку Летнего сада, которая отражается зеленью высоких лип, вязов и дубов! Какая легкость и стройность в ее рисунке! Взгляните теперь на набережную, на сии огромные дворцы, один другого величественнее. На сии домы, один другого красивее! Посмотрите на Васильевский остров, образующий треугольник, украшенный биржею, ростральными колоннами и прекрасными спусками и лестницами к воде. Как величественна и прекрасна эта часть города! Вот произведение, достойное покойного Томона, сего неутомимого иностранца, который посвятил нам свои дарования и столько способствовал к украшению Северной Пальмиры! Хвала и честь великому основателю сего города!».

В европейские языки вошло понятие белая ночь Петербурга как зеркальный перевод с русского.

Одно из самых прочувствованных описаний белой ночи принадлежит не литератору, а живописцу – Николаю Ге:

«Белая ночь есть бездонное, неуловимое созерцание. Это живая ночь бытия – то, чего не знает день. Белая ночь есть мудрость. Мудрость не мысль, мудрость есть обращенное чувство ».

Белые ночи раскрывают замысел Петербурга как города великих свершений, открытого для восприятия достижений мировой культуры и, вместе с тем, несущего творческое излучение России в европейское пространство. Объединяющий свет белой ночи подчеркивает органическую слитность этих равнозначных начал.

Петербург способен будить не только восторженные, но и сумеречные настроения души.

За распространение слуха, навеянного первым большим наводнением еще при жизни Петра: «Петербургу быть пусту!», жителей столицы жестоко наказывали. Чувство тревоги, порожденное сумятицей растущего города, обретало форму религиозно-мистических провидений.

Многие предсказания о конце города, о пути в никуда ложились на него черной тенью. После начала I мировой войны, этой дуэли славянизма и германизма , летом 1914 г., словно оберегая город святого апостола Петра от причастности к грядущим кровавым событиям, история заменила имя его небесного покровителя на земное имя основателя – и Санкт-Петербург был переименован в Петроград.

Один из представителей петербургской интеллигенции, образец для подражания, Александр Николаевич Бенуа писал в книге «Мои воспоминания»:

«Николай II думал, что он вполне выражал свое душевное созвучие с народом, когда высказывал чувство неприязни к Петербургу, однако тем самым он отворачивался и от самого Петра Великого, от того, кто был настоящим творцом всего его самодержавного величества. Внешне и символически неприязнь эта выразилась, когда он дал свое согласие на изменение самого имени, которым прозорливый вождь России нарек свое самое удивительное творение. Я даже склонен считать, что все наши беды произошли как бы в наказание за такую измену, за то, что измельчавшие потомки задумали пренебречь “завещанием” Петра, что, ничего не поняв, они сочли, будто есть нечто унизительное и непристойное для русской столицы в данном Петром названии. “Петроград” означало нечто, что во всяком случае было бы не угодно Петру, видевшему в своей столице большее, чем какое-то монументальное поминание своей личности».

22 февраля 1917 г., в день отъезда на фронт, император Николай II в последний раз проехал вдоль Невы и по Троицкому мосту на автомобиле в Петропавловский собор, чтобы помолиться перед гробницами царствовавших предков династии.

Арестованного 8 марта 1917 г. Николая II вместе с женой, сыном и четырьмя дочерями отвезли сначала в Царское Село, затем в Тобольск, оттуда – в Екатеринбург. Там по постановлению Уральского областного совета и приказу из Кремля семья последнего российского императора была расстреляна в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. В 1998 году останки царя и его семьи были перезахоронены в Петропавловском соборе нашего города.

С 1914 по 1924 гг. Санкт-Петербург назывался Петроградом. В это роковое для России десятилетие вошли поражение в войне с Германией, свержение самодержавия, большевистский переворот 25 октября 1917 г., трагическая для любого народа гражданская война. И, наконец, в марте 1918 г. город утратил статус столицы.

На берегах Невы стоял опустевший, заброшенный, одичавший Петроград, будто бы полностью исчерпавший свою короткую жизнь в новой ипостаси.

Метель, ветер и снег – любимая поэтическая стихия революционного творчества петербуржца Александра Блока. В снежном вихре на Петербургской стороне поэту привидится Христос в белом венчике из роз и за ним идущие державным шагом двенадцать красногвардейцев. Это был тот Христос, которого мысленно призывали в XIX в. Александр Иванов и Николай Гоголь. Поэма «Двенадцать» была закончена Блоком в январе 1918 г. И уже тогда многим было ясно, что двенадцать красногвардейцев не пойдут вослед, а скорее станут конвоировать Христа, который померещился поэту в туманном и роковом Петрограде.

Ураган, пронесшийся с громадной разрушительной силой над всеми городами и весями бывшей империи в годы революции и гражданской войны, прошел не без ущерба для исторических и художественных памятников столицы. В то же время Александр Бенуа отметил инстинкт пиетета , присущий русскому народу, который и уберег в дни стихийного бушевания художественные сокровища от разгрома и разграбления.

В статье «Дворцы-музеи» 1923 года А.Н. Бенуа писал:

«В дни революционных ураганов по Петербургу ходили (а за границей и до сих пор ходят) слухи, будто все дворцы в самой столице и пригородах спалены огнем и опустошены войсками, не сдерживаемыми дисциплиной. Велика же была и радость, когда эти слухи, выдававшиеся за вполне достоверные, оказались небылицей, и мы снова смогли посетить Царское, Павловск, Ораниенбаум и Петергоф и любоваться всеми их красотами, как ни в чем не бывало сознавая, что лучшие и интереснейшие стороны исчезнувшего остались запечатленными и для нас, и для будущих поколений ».

Были и другие суждения. Сразу после Февральской революции писатель Александр Амфитеатров, основатель «Русской воли», в печати и на митингах выдвигал требования убрать бронзовые статуи царей, раз идет борьба с царизмом и его идеологией. К идолам самодержавия Амфитеатров причислял прежде всего Медный всадник и памятник Николаю I на Исаакиевской площади.