Александра Баженова - Легенды и боги древних славян

Богиня протоиндоевропейцев Ушас была известна в Египте как Учат (Уджат, Уто) , там она – Око Ра или Око Хора (богов солнца), символ могущества, власти над миром, покровительствовала Нижнему Египту. У шумер ей соответствовала Уту , у греков – Эос , у римлян – Аврора , у лит. – Аушра , у древ. пруссов – Аушаутс , в Индии времени Мохенджо Даро – Великая мать , у русск. – Заря, Роженица , а вместе с сыновьями – Авсень, Овсень, Усень и т. д. В VI в. до н. э. у этрусков была богиня Мать с функциями богини земли. Тит Ливий, историк Рима, сообщал, что Сервий Туллий (578–534/533 гг. до н. э.) основал храмы Матери-Матуты (Matutae, богини раннего утра, богини, помогавшей роженицам) и Фортуны (Кош, Судьба, Удача) на Бычьем рынке в Риме, об этом же пишет и Овидий. Античный г. Сатрик находился в 50 км к югу от Рима, на пути из Этрурии в Кампанию, и процветал во время этрусской экспансии в юж. направлении. Одна из достопримечательностей этого гор. – храм Матери-Матуты, который соорудили ок. 550 г. до н. э., он был разрушен примерно в 530; второй построили ок. 500 г. до н. э. Как показали раскопки 1896 г., в основании стены ю.-в. угла храма имелась надпись 506–503 гг. до н. э.: «Здесь в храме земли совершили приношение соратники Публия Валерия». Т. о., можно заключить, что слово «Мать» и.-е. употребляли и при обозначении Матери-Роженицы солнца (Ушас, Зари), и при обозначении Матери-земли, рождающей растения. В том и др. случае богини были связаны с плодородием.

Сыновья Ушас (в др. мифол. версиях ее братья) – близнецы Ашвины родились от бога, превратившегося на время зачатия в коня. Поэтому Ашвины – всадники, кони или – в и.-е. традиции – кентавры. У русск. полканы – полукони. В РВ им посвящено 54 гимна целиком, больше даже, чем Ушас, они уп. в сотнях др. гимнов. Разбуженные Ушас, небесные боги предрассветных и вечерних сумерек неслись из райских стран, раздавая щедрые дары плодородия. Распределяя их между смертными согласно судьбе каждого. Неслись они на золотой колеснице («трехколесной», «трехместной», «широкой» – т. к. их с матерью трое), запряженной конями, птицами (орел, лебедь, гусь, сокол), или на стовесельном корабле по небу над всем миром в сопровождении Сурьи (солнца). Или сопутствовали Индре – богу энергии, магнитосферы, ионосферы и околоземных вод, в простонародье богу грома и молнии, по научному громовержцу. Они объезжали за день поднебесный мир и прогоняли тьму. Утром их призывали к себе молящиеся. Они – знатоки времени. Братья-всадники, помогавшие в беде (спасали слепых, хромых, тонущих), приносили дары: богатство, пищу, коней, коров, быков, детей, свет, счастье, победу. Давали долгую жизнь, силу. Принимали участие в свадебных ритуалах. Они – защитники певцов, танцоров, вознаграждавшие их; «божественные врачи», «все знающие», возвращали жизнь умершим (вероятно, имеется в виду смерть на зимнее или ночное время). Ашвины связаны с медом, кропили им жертвы богам, кропили людей, возили мед на колеснице. Им принадлежало божественное медовое кропило, под которое каждый человек рад попасть, чтобы быть окропленным благодатным медовым дождем (ритуал кропления, особо ценившийся протоиндоевропейцами, переняла христ. церковь).

Ашвины нетерпимы к чужим. Они выступали против злых духов, скупцов, завистников, болезней. Самые юные из богов и, вместе с тем, древ., они – могучие, здоровые, яростные, быстрые, ловкие. Их цвет – золотой, несколько раз они названы красными. Ашвинов сравнивали с птицами (орлами, гусями), быками, буйволами. Ушас или Ашвины назывались конями, кониками. Кобыла у некоторых слав. называлась «коника» – самка коня; у иных и.-е. народов – богинякобыла. Например, фригийская Кибела , ее эпитеты «госпожа коней», «хозяйка коней», «мать коней», а мы знаем, что мать коней – Ушас, заря года и заря дня; северно-сирийская Кибаба одновременно и кобыла, и баба.

Авсень-Овсень-Просинь-Усень воспринимались как троица (мать и сыновья), комплексно. На Руси они ассоциировались еще с синим цветом. В др. – русск. слово «синь» означало темно-красный. В «Слове о полку Игореве» уп. «синее вино», то есть – красное. Слово «синь» употреблялось и в значении «светлый», «яркий», например в применении к молнии или огню. Часто Авсень-Усинь-Просинь-Овесень воспринимали и как обозначение малой степени качества (света). Это – светлое, чуть яркое, синеющее, лиловеющее, краснеющее. Просинец – декабрь (одно из его названий). «Про», как и «у», здесь обозначает небольшую степень качества. С Авсень-Усинь-Овесень-Просинь связано начало прибавления дневного света, овесенивание – приближение к весне. Этот период наступает после зимнего солнцестояния, после 25 декабря. Но было время, когда новый г. начинался весной; и в декабре-январе, и весной чествовали Авсень-Овсень-Просинь-Таусень-Усень, встречающиеся в обрядах русск. и слав. вплоть до кон. XIX в. В Рязанской, Симбирской, Владимирской, Нижегородской, Пензенской, Тверской, Ярославской, Московской, Тульской, Оренбургской, Воронежской, Курской и др. губ. России. Во время колядования благопожелатели, приходя в дом, бросали зерна (символически: семя будущего г.) в углы (куты, закутки) дома (их затем собирали старухи и хранили до весенних посевов), припевая песенки про Авсеня. «В святки ходят таусить»; «в Новый год ходили усенькать девушки», – говорили нижегородцы; а рязанцы: «Авсень кликати под Новый год»; «ходили мы авсеньками (т. е. ряжеными) на авсеньки под Новый год»; «давайти нарижацца в авсеней!»; «как авсеньки – нада блины испечь, авсеньки будут ходить». В Рязанской обл. исполнителей овсеневых песен, благопожелателей, одаривали «авсеньками» – печеными колбасками. В др. местностях: «под Новый год ходили таусеньки петь»; «девушки ходили под Новый год под окнами кричать таусеньки»; «дети ходили по дворам таусеньку кричать»; «детям подавали таусеньки – кренделя»; «под Новый год ходили таусень собирать». Все песни такого рода имели сходные типовые рефрены: «Ой Овсень, ой Овсень!», «Авсень, Авсень!», «Бай Авсень!», «Таусеень, Таусень!», «Та-аосин!» и т. п. По принципу овсеневые песни ничем не отличались от среднерусск. колядок. Встречались даже песни со сдвоенным рефреном: «Ой Авсень, ой Коляда!». Одна из особенностей исполнения песен-овсеней – громкое пение, громкий крик. По некоторым источникам, «усень – не песня, усень кричат». Участники новогоднего обхода обычно спрашивали у хозяев: «Можно ли овсень кликать?», «Кричать ли усеньку?», «Тетка, кому усенькать?», «Авсень кликать?», а те отвечали: «Кличьтя!». В XII в. в «Златоструе» обличали русск.: «А сами въ враны и въ дятелы… и в Усеница… божие существо въводятъ». Это зафиксировано и в грамоте XVII в. к царю Алексею Михайловичу, осуждавшей московский обычай: «В навечерии Рождества Христова кликали многие люди Каледу и Усень…». Царь Алексей Михайлович в 1648 г. в своей грамоте осуждал веру русск. в своих богов: «Кличут – Коледу, и Таусен, и Плугу…». В 1649 г. христ. констатировали: «А в навечерие Рождества Христова, и Васильева дни… кличутъ Коледу и Таусень и Плугу». В грамотах и церковных документах Руси чаще употреблялся вариант Усень (но он и ближе к Ушас). Попы предписывали: «На вечери Рождества Христова и Богоявления Колед, Плуг и Усений (Овсень) не кликати». Даже из этих нескольких скупых цитат о богах Авсень-ТаусеньУсень явствует, что их чествование связано с Новым г., с рождением и прибавлением света.