Владимир Муравьев - Старая Москва в легендах и преданиях

2 ноября 1917 года, в заключительный день наступления большевиков на Кремль, пулемет юнкеров, установленный на Воскресенских воротах, пытался остановить отряд красных латышей, но был подавлен. Иверская часовня в революционные дни не закрывалась. Описывая последствия октябрьских боев в Москве и перечисляя пострадавшие здания, газета «Московский листок» писала в те дни об Иверской часовне: «Иверская часовня пострадала мало. Замечательно, что, как и в 1905 году, пули попали в икону Казанской Божьей Матери. Но, как и тогда, пули прострелили лишь стекло рамы, не причинив никакого вреда самой иконе. Две пули попали также в небольшую икону, находящуюся с правой стороны иконы Казанской Божьей Матери. Внутренность Иверской часовни нисколько не пострадала».

Заняв Кремль под жилье, коммунистическое руководство первым делом запретило свободный доступ в него. Были наглухо закрыты все кремлевские ворота, кроме Троицких, у которых заняли караул латышские стрелки. На кремлевских стенах между зубцами замаячили фигуры с винтовками.

Прежде Кремль с его общенародными святынями никогда не запирался, в него можно было войти в любое время суток. Лишь дважды за всю свою историю он был недоступен для народа: в Смуту XVII века, когда в Кремле засел Лжедмитрий, и в 1812 году при французах.

Поэтому Иверская часовня, в центре города, под стенами темного запертого Кремля, с ее всегда открытыми дверями, с горящими свечами, с ее богомольцами, шедшими к ней бесконечным и неиссякаемым ручейком, воспринималась одними как упрек и вызов, другими – как ободрение и надежда. Комендант Кремля матрос Павел Мальков, например, в своих воспоминаниях о Москве 1918 года неприязненно упоминает Иверскую часовню: «Возле Иверской постоянно толпились нищие, спекулянты, жулики, стоял неумолчный гул голосов, в воздухе висела густая брань…»

К 1 мая 1918 года Воскресенская площадь была переименована в площадь Революции, на стене Городской думы, выходящей на Воскресенский проезд, были водружены красная пятиконечная звезда и доска с цитатой из К. Маркса «Религия есть опиум для народа»; по другую сторону от Иверской часовни, на Историческом музее, поместили деревянную резную мемориальную доску с рельефами звезды, серпа и молота и с изречением Ф. Энгельса «Уважение к древности есть, несомненно, один из признаков истинного просвещения».

В ночь на 28 апреля 1918 года Иверская часовня была ограблена, грабители пытались сорвать драгоценный оклад с чудотворной иконы, но им это не удалось. Преступников милиция не нашла.

В 1919 году в связи с закрытием Николо-Перервинского монастыря, к которому была приписана Иверская часовня, монахов, обслуживающих ее и живших в доме бывшего Губернского правления, выселили, и часовня осталась бесхозной. Образовавшаяся Община верующих при часовне заключила договор с Моссоветом и получила право использовать ее «для удовлетворения религиозных нужд».

В 1922 году Комиссия по изъятию церковных ценностей изъяла из часовни все более или менее ценные богослужебные предметы. В том же году Воскресенский проезд был переименован в Исторический в ознаменование, как объясняли, 50-летия основания Исторического музея.

Несмотря на агитацию атеистов, почитание Иверской в Москве оставалось по-прежнему широко распространенным. Власти препятствовали вывозу иконы в другие храмы и на частные квартиры. Однако в начале 1920-х годов ее все же носили по городу. Писательница Л.А. Авилова, жившая в одном из арбатских переулков, оказалась свидетельницей выноса иконы в город и описала его в своем дневнике:

«10(23) июля 1921 года.

Принесли Иверскую. Во дворе был расстелен ковер и поставлен столик с чашей и свечами. Ждали Матушку с минуты на минуту с 10 часов вечера… Икона уже была в церкви Власия, и ее уже носили по соседним дворам, и то и дело раздавался крик: “Иверскую несут!”… В десять минут второго (ночи) позвонила Анюта и крикнула мне, что молебен во дворе уже начался… На дворе стояла большая толпа народа, были зажжены свечи, но темную икону все-таки было плохо видно. Лика различить было невозможно. И тем торжественнее и таинственнее было это моление под открытым небом с едва мерцающим светом тоненьких восковых свечей. Сколько вздохов, почти стонов, невнятных шепотов!.. “Матушка! Помоги! Ведь мы погибаем, мы погибаем!” Очень быстро отслужили, икону понесли. Я вышла проводить за ворота и долго слышала тяжелые шаги в темноте. В окнах уже не было ни одного огня. А икону, говорили, будут носить всю ночь…»

Не пустовала и часовня. До революции в ней находилась рукописная книга, в которую желающие вписывали рассказы об исполнившихся по их молитвам Иверской просьбах. Когда книга заполнялась, ее заменяли новой, но, замечает современник, «сколько их (то есть исполненных просьб. – В.М.) осталось сокровенными!» После революции подобной книги в часовне не держали. Но рассказы об исполнении молитвенных просьб иногда встречаются в воспоминаниях, давая возможность предполагать, что в действительности таких случаев было немало. Были исцеления от смертельной болезни, поддержка впавших в отчаяние, спасение от самоубийства и помощь в житейских, бытовых делах. Об одном таком случае рассказывается в воспоминаниях Михаила Макарова. Случай этот произошел в 1926 году, воспоминания опубликованы в 1996-м.

«Я был безработным в 1926 году, когда в полном расцвете был нэп, – пишет Макаров. – Раз в месяц я ходил отмечаться на бирже труда, но каждое такое посещение биржи лишь отягощало мое состояние: на горизонте не было никакой надежды на скорое получение работы… Положение мое становилось просто кошмарным.

Было начало сентября. В подавленном состоянии я сидел однажды дома. Во входную дверь постучали. Я отворил. Передо мной стояла прямая, бодрая старуха. На голове платок, повязанный по-монашески…

Старуха вошла в кухню, положила три поклона с крестным знамением перед иконой, поклонилась мне и сказала:

– Дай мне, молодец, испить воды.

Я почерпнул ковшом воды в кадке и подал старухе. Она опять перекрестилась и, сделав три больших глотка, возвратила мне ковш.

– Что, молодец, тяжело на сердце-то?

Я смутился, не зная, что ответить.

– Плохо без работы, – продолжала старуха, – а ты не отчаивайся, пойди к Иверской, поставь за пятачок свечку перед иконой Богоматери и помолись усердно со слезами. Пес я буду, если Божия Матерь тебе не поможет. Даст Она тебе работу.

С этими словами старуха перекрестилась на икону и, сказав:

– Спаси тя Христос за корец воды, – вышла.

Я был ошеломлен и не знал, что делать, но машинально бросился за ней и спросил:

– Как ваше имя?

– Странница Пелагеюшка, – ответила она, ускоряя шаги и удаляясь.