Алексей Краснопивцев - Жажда справедливости. Политические мемуары. Том I

Выходит, что многие ответственные руководители находились у Сталина под «колпаком». И с точки зрения конкретно-исторической это было оправданным. Такой «недемократический» контроль лучше, чем хаос бесконтрольности, вседозволенности и произвол властей на местах. Самые худшие предположения о реставрации капитализма стали за последние годы, увы, горькой реальностью. Видимо, прав был Сталин, когда после войны предупреждал нас, говоря об «обострении классовой борьбы».

Вот что счел нужным отметить Н.К. Байбаков о своих встречах со Сталиным.

Впервые Н.К. Байбаков встретился со Сталиным в 1940 году на совещании в Кремле, где обсуждались неотложные вопросы нефтяной отрасли. Ему было поручено сделать сообщение об обеспечении народного хозяйства и армии горючим в связи с нарастанием опасности войны. Он вспоминает, как волновался в приемной. Но вошел в кабинет, где царила деловая и спокойная обстановка, что позволило сосредоточиться на содержании выступления. В нем – сжато суть проблем ускоренного развития промыслов за Волгой, особенно в Башкирии.

Он увидел Сталина. Знакомый облик человека, которого раньше знал только по портретам. Когда предоставили слово, голос зазвучал спокойно, так как Байбаков хорошо знал порученные вопросы, ему передалась атмосфера деловитости, царившая в кабинете.

Сталин, неторопливо и мягко ступая по ковру, прохаживался по кабинету, слушал внимательно, не перебив ни разу. Когда выступавший смолк, Сталин приостановился, словно что-то решая про себя, и после небольшой паузы начал глухим и негромким голосом задавать вопросы: какое конкретно оборудование нужно, какие организационные усовершенствования намерены ввести, что более всего сдерживает скорейший успех дела. Сталин все выслушал, сделав несколько шагов, и принял соответствующие решения, не, откладывая их на потом. Эта конкретность и переход сразу от слов к делу окрыляли.

Проблемы развития нефтяной отрасли не раз рассматривались на совещаниях у Сталина с привлечением руководителей комбинатов и трестов. Подход Сталина к принятию ответственных решений был основан на изучении как можно большего круга фактов и мнений, чтобы из многочисленных, казалось бы, второстепенных звеньев извлечь главное, решающее. Он был дотошен, вникал во все мелочи, умел выявлять истинное мнение собеседников, не терпел общих и громких фраз. Чтобы говорить со Сталиным, нужно было отлично знать свой предмет, быть предельно конкретным и самому иметь определенное мнение. Своими вопросами он как бы подталкивал, чтобы собеседник сам во всей полноте раскрывал суть вопроса.

Он проницательно приглядывался к людям, к тому, кто как себя держит, отвечает на вопросы. И люди раскрывались перед ним через заинтересованность делом.

Никогда, ни разу Сталин не принимал пустых или расплывчатых директив, с особой тщательностью продумывал и определял пути к верному решению и его безусловному выполнению.

Байбаков учился у Сталина. Он считал, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга.

В декабре 1940 года Сталин пригласил к себе на беседу руководителей наркомата нефтяной промышленности, нефтекомбинатов и трестов. С информацией о положении дел в отрасли выступил Байбаков. Сталин, внимательно слушая, по ходу дела задавал вопросы, как бы ведя диалог с выступающим. Он интересовался ходом строительства нефтеперерабатывающего завода в Башкирии, тут же записывал наименования недостающих для пуска завода материалов и оборудования, и тут же давал указания Берии и Вознесенскому.

Многие выступающие жаловались на качество труб. Особенно остро шел разговор о срыве поставок утяжеленных труб, способных повысить скорость бурения скважин. Байбаков посетовал на Наркомчермет, который срывал поставку качественных труб. Сталин тут же позвонил наркому И.Ф. Тевосяну:

– Вы не очень заняты?.. Тогда прошу прибыть ко мне… Да, немедленно.

Явился Тевосян. Сталин, выждав паузу, сказал:

– На вас жалуются нефтяники. Байбаков, уточните, о чем идет речь.

Возникла естественная перепалка. Сталин не перебивал, молча ходил и слушал спорящих, останавливаясь то перед одним, то перед другим, пристально всматривался в лица, щурился и, наконец, недовольно поморщился и негромко сказал:

– Ладно. Вы поспорьте, а мы послушаем.

«Драчуны» замолчали, а Сталин иронично улыбнувшись в усы, ждал.

– Трубы, о которых идет речь, – сказал Тевосян уже спокойным голосом, – получают при бурении большую нагрузку и лопаются. Пробовали делать их из орудийной стали – все равно не выдерживают.

– Что же будем делать? – Спросил Сталин.

– Будем осваивать, – неопределенно ответил Тевосян.

– Скажите, что нужно, чтобы изготавливать эти трубы качественными?

– 300 тонн молибдена.

– А что вы скажете, товарищ Вознесенский?

Но тот чутко стоял на страже остродефицитных материалов.

Сталин с мягкой улыбкой вновь обратился к Вознесенскому, видимо, зная твердый характер председателя Госплана и щадя его самолюбие:

– Давайте выделим 300 тонн молибдена, а вас попросим восстановить это количество в НЗ. Вячеслав Михайлович, проголосуем?

Молотов согласился. Дело было решено.

Сталин уважал смелых и прямых людей, кто мог говорить с ним честно и прямо обо всем, что лежит на душе. Он таких людей слушал и верил им, как натура цельная и прямая.

Автор пишет, что не может вспомнить ни одного случая, когда Сталин повышал бы голос или говорил раздраженным тоном. Он никогда не допускал, чтобы его собеседник стушевался перед ним от страха или почтения. Умел сразу и незаметно устанавливать с людьми доверительный, деловой контакт. Мог одним мягко вставленным в беседу вопросом, жестом снять напряжение, успокоить, ободрить или дружески пошутить.

Когда возвращались с совещания в наркомат, Х.М. Сааков заметил Байбакову, что он вел себя спокойно, не теряясь, как у себя дома. Услышать такое о себе в 29 лет от опытного, смелого человека приятно. Но в этом была заслуга прежде всего хозяина кремлевского кабинета, создавшего на совещании доверительно-деловую атмосферу, в которой Байбакову удалось взять себя в руки. Сталин это заметил и запомнил.

Сталин всячески поддерживал толковых и смелых, выдвигал на руководящие посты, ведь не зря знаменитые «сталинские наркомы» – это в основном 30—35-летние люди с неизрасходованной энергией и верой, что будущее будет построено именно ими. Он требовал от каждого глубокого знания своего дела, конкретности. Проникал в самую суть исследуемой проблемы, обладал способностью находить наиболее слабые места в позиции собеседника. Ты оказывался, пишет Байбаков, почти безоружен перед его сжатыми до самой сути доводами. Мы знали, какую огромную власть он держит в своих руках, но сколько власти, столько и тяжелой ноши. И от Сталина до шахтера мы несли эту непомерную и гордую ношу, каждый по своим силам.