Геогрий Чернявский - Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль

Летом 1917 г. кампания против Раковского приняла широкие масштабы. Что было особенно опасно, в нее включился Владимир Львович Бурцев, стяжавший себе славу громкими разоблачениями, например связей провокатора Евно Азефа (руководителя боевой организации партии эсеров) с русской охранкой (Азеф был разоблачен еще в 1909 г.). Теперь Бурцев выступил со статьей, в которой на основании своего инстинкта охотника за провокаторами и политическими авантюристами утверждал, что Раковский работал против войны за немецкие деньги. [151] Речь. 1917. 7 июля. В. Г. Короленко счел своим долгом взять Раковского под защиту, заявив в печати, что он имеет основания считать себя обвиненным вместе с Раковским. «Если он – немецкий агент, то я – его укрыватель». [152] Русские ведомости. 1917. 12 августа.

Положение явно осложнило то обстоятельство, что, памятуя о своих предыдущих связях с лидером швейцарских социал-демократов Робертом Гриммом, продолжавшим руководить Циммервальдским движением, Раковский стал дружески с ним встречаться, когда тот в мае 1917 г. прибыл в Петроград с миссией мира. Между тем в печати появились непроверенные слухи, что Гримм имел тайные связи с германскими официальными органами, которые фактически подталкивали его к мысли о выводе России из мировой войны путем заключения сепаратного мирного договора.

Правда, поначалу Раковского, как и Гримма, тепло встречали в умеренных социалистических кругах. Меньшевистская «Рабочая газета» сообщала, что Раковский прибыл в Петроград из Одессы 4 мая вскоре после освобождения из румынской тюрьмы, что в тот же день он посетил Исполком Петроградского Совета, где в ответ на заявление председательствовавшего К. А. Гвоздева о том, что его приветствуют как вождя румынской социал-демократии, сказал, что просит «смотреть на него не как на иностранца, а как на рядового русской революции». [153] Рабочая газета. 1917. 5 мая.

9 мая он вместе с Гриммом, Мартовым, Аксельродом, Церетели и другими видными меньшевиками участвовал в совещании делегатов Всероссийской конференции РСДРП. Раковский, как и Гримм, был даже избран почетным председателем совещания. [154] Там же. 10 мая; Меньшевики в 1917 году. М., 1994. Т. 1. С. 351.

Вскоре, однако, Раковский вынужден был от Гримма отмежеваться. Совместно с П. Б. Аксельродом, А. Балабановой (задолго до этого эмигрировавшей из России и вступившей в Социалистическую партию Италии, а теперь вернувшейся на родину для участия в революции), Л. Мартовым и польским циммервальдовцем П. Лапинским он принял участие в расследовании обвинений, предъявленных Гримму представителями Временного правительства. 2 июня Временное правительство опубликовало решение, предлагавшее Гримму покинуть страну в связи с обвинениями в попытках прозондировать возможность реализации намерений правительства Германии заключить сепаратный мир с Россией. [155] Меньшевики в 1917 году. Т. 1. С. 517.

Комиссия, в которую входил Раковский, 18 июня опубликовала заключение, в котором признала, что инициатива Гримма по «выяснению намерений германского правительства» представляла собой шаг, недопустимый для интернационалиста, в особенности для председателя Интернациональной социалистической комиссии, каковым Гримм являлся. В то же время выражалась уверенность, что Гримм не руководствовался своекорыстными побуждениями и не брал на себя роль агента германской дипломатии. Что же касается высылки Гримма, то Раковский и его коллеги сочли, что этот акт является «принципиально недопустимым для правительства Русской революции и представляет опасный прецедент». [156] Рабочая газета. 1917. 18 июня; Меньшевики в 1917 году. Т. 1. С. 597–598.

Сказанное свидетельствует, что, несмотря на известную дистанцию, которую прошел Раковский по пути к большевизму, он все еще не завершил этот путь, сохраняя близость к меньшевикам. Еще до истории с Гриммом, в конце мая, он принял участие в совещании циммервальдовцев, на котором было принято решение со звать III Циммервальдскую конференцию в сентябре 1917 г. в Стокгольме. Здесь же, на совещании, Раковский аргументированно спорил с Лениным по вопросу о вооруженном восстании, так как полагал, что власть может перейти в руки Советов легальным путем. Позже он вспоминал: «Я разделял недоверие западных социалистов, даже самого левого оттенка, о возможности построения социализма в России. Под влиянием всей прошлой социал-демократической литературы мы ждали от России только буржуазно-демократической революции». [157] Раковський Х . Ленiн i Маркс. Харкiв, 1925. С. 9.

Зная, что Раковский не примыкал еще ни к одной политической партии России, но имел весомый авторитет среди русской социал-демократии, Временное правительство пыталось вначале через П. Н. Милюкова, а затем, после его отставки в апреле, через И. Г. Церетели склонить его на свою сторону. Но Раковский не пошел на сближение с Временным правительством, полагая, что оно направляет революцию по ошибочному пути. Не разделял он пока и позиций большевиков. Ситуация в стране между февралем и октябрем 1917 г. была чрезвычайно сложной. Для Христиана Раковского 1917 год был временем поисков и ошибок. В начале своего пребывания в Петрограде он был явно ближе к меньшевикам, нежели к большевикам, во всяком случае к левому течению в меньшевизме.

Об этом весьма четко свидетельствуют две брошюры, которые Раковский опубликовал в петроградском издательстве «Труд». [158] Раковский Х . Интернационал и война. Пг., 1917. Он же. Как закончить войну. Мир без аннексий и контрибуций. Самоопределение народов. Пг., 1917. В первой шла речь о социал-патриотизме и борьбе с ним, циммервальдском движении. Завершалась брошюра словами: «Война с ее отрицательными результатами еще более убедит рабочих и разделяющих их участь другие слои в том, что уничтожение капитализма и замена его социалистическим строем есть спасение всего человечества». [159] Раковский Х . Интернационал и война. С. 32. Во второй брошюре, более резкой, речь шла о том, что «война убьет революцию или революция должна найти средство, чтобы покончить с войной». [160] Раковский Х. Как закончить войну. С. 1. Пока, однако, речь шла не более чем о пропагандистских лозунгах.

Но сама радикализация масс, электризация толп, насыщаемых инстинктом разрушения, разогретых спиртным, митинговавших и просто бесчинствовавших на улицах, все более удачно и своекорыстно использовалась большевиками. Раковский все отчетливее видел в большевистских демагогах реальную силу, становящуюся во главе масс. К тому же выпады правой части политического спектра против него как германского агента, решительная антивоенная ориентация Раковского все более толкали его в объятия большевиков.