Сборник - Причерноморье в Средние века. Вып. IX

Здесь надо особо отметить, что неведомые «имитаторы» должны были либо на десятилетие опередить развитие украинской и мировой науки, либо, помимо палеографических, художественных и технических способностей, обладать незаурядным даром предвидения. Другими причинами нельзя объяснить, почему при чекане «фальшивых» дангов Бек Суфи, «выявленных» в 2004 г., использованы матрицированные штемпели, ибо в то время об использовании матриц на монетных дворах Крыма [172]никто не догадывался (да и не нужны они для штучных подделок). Той же способностью придется объяснять появление монет с легендой «COMVNE IANVE IN CAFE», не известной ни К. К. Хромову, ни О. Ф. Ретовскому, но подтвержденной последующими находками типа, зафиксированного у последнего лишь с фрагментом легенды. Ни пишущий эти строки, ни, тем более, украинский специалист десять лет назад не могли атрибутировать характерную медь Каффы с тамгой-вилкой (это сделано только в настоящей работе); а без знания датировки этой меди, нельзя догадаться, что штемпельные связи серебра Нур Давлата, якобы, нафантазированного крымскими умельцами, нужно имитировать именно с нею (даже если вам случилось раздобыть оригинальный штемпель монетного двора Каффы!). Можно сказать, что поиск фальшивок в чекане Каффы превратился уже в навязчивый синдром, и К. К. Хромов, полагая, что для их «производства» у злоумышленников нет иного пути, кроме как искать образцы на его сайте, начал «модифицировать» размещаемые там изображения монет.

Дабы укрепиться в сказанном окончательно, необходимо сказать, что датировка указанных медных и серебряных монет обусловлена не только тем, существуют или нет их штемпельные связи с эмиссиями Нур Давлaта. Она основана на сведениях, содержащихся в рукописи казначейства Каффы 1466 г., хранящейся в далекой Генуе; извлечь из нее дату для «фальсификации» может только профессионал, обученный латыни и чтению средневековой скорописи. Однако, никто из соотечественников, работавших с массарией Каффы 1466 г. – ни С. П. Карпов, ни С. В. Близнюк, ни я сам, – навыками, необходимыми для чекана дангов (резьба по металлу и т. п.), не владеет, да и в активности на нумизматических рынках Крыма замечен не был…

Несмотря на узкие хронологические рамки темы и отсутствие письменных памятников, сосредоточенных на финансовых и денежных проблемах, которое для золотоордынской нумизматики является нормальным состоянием, сведения, имеющие отношение к денежному делу Крыма в конце правления Хаджи Гирея, все же сохранились. Этим мы обязаны в первую очередь уже неоднократно привлекавшимся для освещения нумизматической истории Золотой Орды записям казначеев Каффы [173]. Однако первым по хронологии, причем опубликованным еще на заре изучения генуэзской колонизации Причерноморья, стоит документ из другого фонда Генуэзского архива. Он представляет собой мандат на должность и получение стипендии, выданный в июне 1464 г. некоему Ансальдо Миконо, который вместе со своим подмастерьем направлялся на службу в Каффу [174]. Целенаправленная вербовка специалистов различных профессий в метрополии позволяла генуэзцам поддерживать военную и хозяйственную инфраструктуру в консулате Каффы и репродуцировать там культурную среду, привычную западноевропейцам, поскольку местными силами консулат не мог обеспечить ни первое, ни второе, ни третье. Административное планирование стало особенно заметно после того, как Каффа перешла под управление Банка св. Георгия. В компетенцию попечителей Банка входило не только формирование административно-судебного, финансового и военного аппарата колоний, но и подбор специалистов, всегда готовых за немалые, по лигурийским понятиям, деньги (6 лир, без малого 5 флоринов) послужить Республике в Крыму. Туда текли ткачи и бомбардиры, цирюльники и скорняки, кузнецы, стеклоделы, мастера по литью бомбард; коммуна оплачивала художников и органиста, и даже писарь курии, Костантино де Сарра, писавший на досуге хронику Каффы, получал пособие свечами [175]. Но у Ансальдо Миконо была специфическая профессия – он был ювелиром, компетентным в монетном деле, и именно для работы на монетном дворе был направлен.

Судить о его статусе и, как следствие, о тех обязанностях, которые на него возлагались, позволяет размер его стипендии. Она была определена в 400 «аспров», т. е. дангов, что лишь немного уступает стипендии в 450 дангов, назначавшейся в 1420-е годы Пьетро Ронко, который прозывался «чиновником монетного двора» – «ofcialis cecce» [176]и занимал по табели о рангах (согласно зарплате, рассчитанной на него и подмастерье) шестое место в иерархии Каффы – впереди капитанов бурга и антибургов, множества прочих военных и гражданских стипендиатов. Конечно, система управления в 1460-е годы была уже несколько иной, нежели в 1420-е годы, монетное производство теперь сдавалось на откуп, как и множество различных налогов. Но откупщик был лишь кредитором и бенефициарием, не обязанным разбираться в технологиях или делопроизводстве монетного двора. Реальным распорядителем мог быть только компетентный специалист, способный направлять и контролировать жизненно важное для фактории и региона производство. Ансальдо Миконо, действительно, был специалистом высшего разряда – не просто ювелиром, не только золотых дел мастером, но мастером пробирным.

В самой Каффе его присутствие прослеживается лишь с 12 ноября 1465 г. [177], но это не должно вызывать у нас никакого удивления. О том, что назначения в Генуе происходили задолго до вступления в должность, хорошо известно по мандатам консулов Каффы, давно опубликованным А. Винья. Проволочки с отбытием чиновников и стипендиатов случались регулярно. Ансальдо почти наверняка прибыл в Крым вместе с новоназначенным консулом Джованни Ренци да Кабелла [178]. Примечательно же другое: одновременно с ним стипендиатами Каффы становятся еще шесть других ювелиров [179]. И это – не результат стремления Банка гарантировать населению Крыма избыток предметов роскоши. Даже «златокузнец» не является точным синонимом «aurifaber», ювелир же – лишь одна из возможных дефиниций профессии «faber». Как и Ансальдо Миконо с его подмастерьем, шестеро новеньких прибыли для работы на монетном дворе.

Рис. 1. Серебряные монеты Каффы сер. 1460-х – сер. 1470-х годов

a) Хаджи Гирей, данг «круг-круг», ок. 870 г. х. (NB&c 108710);

b) Хаджи Гирей, акча, 870 г. х. (NB&c 108285);

с) Нур Давлат, акча, 871 г. х. (NB&c 104814; Elsen, 80:1175);

d) Менгли Гирей, данг «круг-круг», после 872 г. х. (NB&c 104746)

В предшествующие годы Каффа обходилась всего двумя местными мастерами [180], и увеличение их числа вчетверо говорит о запланированных если не в 1464, то в 1465 г. изменениях в деятельности монетного двора. Результат призыва на службу бригады столичных ювелиров становится очевиден, если сравнить выработку эмиссии с четырехлепестковым картушем и внешний вид дангов с картушами «круг-круг» (рис. 1a, b). Комбинация «круг-круг» появилась в результате последовательных изменений в облике двуязычных дангов Хаджи Гирея. За годы его власти на смену ранней эмиссии с двумя ромбическими картушами пришла монета с картушем «ромб» на аверсе и «круг» на реверсе, и за нею последовало сочетание «круг-круг», внутри которого можно выделить штемпели с точечными картушами и последовавшие за ними – с картушами линейными. Эти последние (рис. 1a) настолько неказисты, что мастерство их создателей впору сравнивать с поделками имитаторов джучидской монеты.