Сборник - Причерноморье в Средние века. Вып. IX

Рис. 4. Серебряные и медные монеты Каффы, отчеканенные осенью 1466 г. с использованием одного и того же штемпеля реверса (рис. 2.55):

a) акча (серебро); Нур Давлат, Каффа, 871 г. х. (NB&c 105422);

b) пул (медь); Ибрагим, Каффа, 871 г. х. (Artemide Aste, 24:769; NB&c 105755; zeno.ru:67434);

c) пул (медь; 1,30 г, 17 мм); Нур Давлат, Каффа, 871 г. х. (NB&c 105404; zeno.ru:52830).

Независимо от того, что означают сиглы, и независимо от того, что чеканилось раньше – пулы или акча, чекан от имени Нур Давлата и чекан с тамгой Джучида, которая, по логике вещей, должна отражать его сюзеринитет над Каффой, по технологическим признакам смыкаются во времени. Существование еще одного хана, помимо двух сыновей Хаджи Гирея, прошлые реконструкции событий той междоусобицы 871 г. х. не предусматривали еще и потому, что никаких датировок указанных медных монет Каффы не существовало. Задумаемся: для того, чтобы выработать ресурс шести штемпелей реверса с замком (нижних), трех месяцев явно не требовалось, поскольку на менее пластичной меди этот ресурс меньше, чем при чекане серебра, поскольку штемпели служили и для чекана акча [218]. В таком случае интересующий нас персонаж, потенциальный конкурент Нур Давлата в борьбе за трон, развернувшейся в ханстве после смерти Хаджи Гирея, мог обладать властью месяц-другой до того, как Нур Давлат утвердился на троне, а генуэзцы, признав его ханом, стали чеканить монету с его именем. Чужая тамга не могла появиться после победы Нур Давлата; однако допустимо также и то, что выпуск пулов и акча с сиглами «BS» происходил параллельно [219]. Насколько это было приемлемо с учетом политических реалий смуты, мы увидим ниже. Пока же замечу, что использование невыработанных штемпелей по серебру для чекана меди (по остаточному принципу) выглядит традиционно и правдоподобно, тогда как обратное использование представляется сомнительным даже без того, что сказано выше о связи сигл с заказчиками акча, представить которых заказчиками пулов я затруднюсь.

Описание смуты 871 г. х., о которой упоминается в синхронной переписке между консулом Каффы и попечителями Банка св. Георгия [220], известно лучше по позднейшим восточным хроникам. В историографии трактовка происходившего той осенью никакой интриги не содержит. Напомню, что события, последовавшие за смертью Хаджи Гирея, выглядят как банальная феодальная история: после смерти Хаджи Гирея беи избирают ханом его старшего сына Нур Давлата [221]. Младший, шестой сын, Менгли Гирей выступает против него, ненадолго захватывает столицу, и проиграв, укрывается в Каффу. Через полтора года беи, недовольные заискиваниями Нур Давлата перед Большой Ордой, изгоняют его и избирают ханом Менгли Гирея [222]. Ясно, что появление монет Каффы с негиреевской тамгой никак не укладывается в подобную реконструкцию истории. Решить, то ли реконструкция была ошибочной, то ли нумизматические свидетельства никчемны, позволяет находка новых документов, повествующих о крымских событиях осени 1466 г. Новые, они, конечно, относительно: это очередная массария Каффы, на сей раз 1466 г. [223]

Она рассказала несколько иную историю. Хаджи Гирей, о котором в Каффе знали 25 августа как о здравствующем императоре, скончался, по видимости, именно в означенный день. Прямых указаний на это в записях бухгалтеров нет: ведь как ни странно, никакого гонца от татар с первостатейной новостью генуэзцы в Каффе не принимали. Почему так случилось, объясняет другая странная история. На следующий день, 26 августа, массарий Калочио Гизольфи и два члена финансовой оффиции (все – члены Совета восьми) должны были отправиться в Солдайю для раздачи жалованья гарнизону [224]. Судя по тому, что подорожные были получены, они туда, действительно направились. Но в Солдайю они не доехали: запоздавшее жалованье стипендиаты смогли получить лишь через месяц, 25 сентября [225]. Отсутствие верхушки администрации было неприемлемо в случае чрезвычайных событий, а смерть государя была именно таким событием. Скорее всего, как раз отправившиеся в Солдайю чиновники, встретив в пути нарочного из Солхата, который вез консулу, массариям и Совету печальную весть, возвратились с дороги и первые принесли в Каффу известие о кончине Хаджи Гирея. Предоставление подарков или денег татарским гонцам, которые принесли консулу и Совету новости из Солхата или Орды, было стандартной практикой в Каффе [226]. Но вознаграждать членов администрации за то, что они сами себе доставили вести, было бы как-то странно, поэтому новость о смерти хана и прошла мимо счетов казначейства.

Известие о провозглашении сына Хаджи Гирея новым ханом приходит в Каффу, по видимому, 6 сентября вместе со скакуном, присланным в подарок консулу. Уже 8-го числа избранные Советом послы Кристофоро Нариче и Андреа Фатинанти направляются к новому хану за подтверждением прежних соглашений и привилегий [227]. Куда они едут, в Солхат или Кырк-Ер, не говорится (в первом варианте хан был избран не 4, а 5 сентября). Кто из сыновей Хаджи Гирея был избран, также не упоминается, однако это становится ясно из последующего развития событий.

Те же самые послы возвращаются 26 сентября в Каффу, поскольку на этот раз они не смогли добраться в Кырк-Ер к еще одному, новоизбранному (очевидно, не позднее 23 числа) императору. Причина, по которой они вернулись, проста: степь наполнена отрядами «других Императоров» [228]. Кристофоро и Андреа повторно, и теперь уже удачно, отправляются в путь в Кырк-Ер 30 сентября, но явно не к Менгли Гирею, поскольку тот в предшествующую ночь, уже проиграв трон, укрывается в Каффе. На его имя казначеи открывают отдельный счет, и много месяцев бывший «Император», именуемый теперь просто «султан», раз в два дня получает свои суточные [229]. Бегство Менгли Гирея упростило ситуацию; собравшись с силами, Нур Давлат и «третий Император» выясняют, кто из них будет править ханством, между 16 и 20 октября [230]. Эти рамки определяют три записи: в первой говорится о двух оргузиях, посланных в сторону Солхата для того, чтобы «разузнать о войсках двух Императоров, которые пришли со всеми своими воинами», в двух других – о прибытии посла Нур Давлата Джегатая и о клятве верности, которой хан и генуэзцы, наконец-то, смогли скрепить соглашение, оговоренное в начале месяца. Смута заканчивается замирением соперничавших партий, и Нур Давлата, избранного сепаратно, теперь утверждают все беи. После этого в Каффу 28 октября прибывает все тот же «Хаджи Улу с товарищем», чтобы заново «сообщить новость об избрании Нур Давлата, сына покойного государя Хаджи Гирея, новым Императором…» [231]. Через три недели массарий Калочио Гизольфи уже может послать попечителям Банка св. Георгия известие о полном прекращении междуусобицы [232]. Достигнутое меж татар согласие скрепляется брачными узами – Нур Давлат берет в конце ноября в жены племянницу Мамака Ширина, дочь уже покойного Тимур Ходжи [233].