Сборник - Причерноморье в Средние века. Вып. IX

Из записей массариев, из маршрутов гонцов и послов видно, что третий хан, ни разу не упомянутый по имени, опирался на Солхат. Солхат уже не был столицей ханства, но он был центром Ширинского бейлика, и ширинский бей Мамак во время смуты находился там. Именно к нему направлялись послы и подарки в эти два месяца, поскольку он, а не его ставленник, был реальной силой (по той же причине русские источники, описывая Великую Замятню, легко обходятся без упоминания хана, но говорят о Мамае) [234].

Направление предпринятому архивному поиску дало убеждение в том, что нумизматический материал дает историку правдивую информацию о течении политической истории. В результате, как мы видим, оказалось, что время эмисии медных монет Каффы с негиреевской тамгой, устанавливаемое исходя из показаний нумизматики, совпадает с периодом, когда не просто в Крыму, а под боком у генуэзцев – в Солхате – появился один из Джучидов, провозглашенный частью племенной знати ханом. Подобное совпадение нельзя считать случайным, и поэтому нумизматические данные позволяют сделать еще один шаг – определить, кто был этим ханом.

Тамга-вилка, присутствующая на медной монете Каффы, выпуcкавшейся в сентябре-октябре 1466 г. (рис. 4b, 5с, d,), примечательна тем, что ее украшает дифферент в виде звезды. Ни Хаджи Гирей, ни его сыновья не использовали на своей монете тамгу-вилку. Зато, как говорилось, она хорошо известна на монетах Давлат Берди, Улуг Мухаммада, Саид Ахмета, Кичи Мухаммада и его наследников. Однако у этих ханов тамга может быть украшена одной или несколькими точками, но никогда – звездой. Тамга-вилка со звездой известна лишь на дангах Каффы Улуг Мухаммада 828 г. х.; на другом типе его двуязычной монеты 827 г. х. звездой же дополнена джучидская тамга с полумесяцем, хорошо известная историкам по лапидарию Каффы (рис. 5a, b) [235]. Повторение оригинальной тамги на меди Каффы не может быть поэтому случайным: если оно даже не было призвано напомнить горожанам, что некогда Улуг Мухаммад был сюзереном Каффы, то нам оно должно прямо указать на родство со старым ханом.

Рис. 5. Тамга-вилка со звездой на монетах Каффы

a) данг; Улуг Мухаммад, Каффа, 828 г. х. (серебро); (NB&c 105332);

b) данг; Улуг Мухаммад, Каффа, 827 г. х. (серебро); (NB&c 105742);

c) пул (1/6 данга); Ибрагим, Каффа, 871 г. х. (медь); (NB&c 105123; Хромов 2005a. № 2.1.1);

d) пул (1/6 данга); Ибрагим, Каффа, 871 г. х. (медь); (NB&c 105222; Хромов 2005a. № 2.2.2).

Потомки Улуг Мухаммада, жившие в 1466 г., естественно, известны: его сын Махмуд был казанским ханом в 1455–1467; в московском уделе Городце-Мещерском с 1452 г. сидел другой сын – Касим. У Махмуда же были уже взрослые сыновья, которые, как и Касим, стали в 1467 г. оспаривать казанский трон. Старшего звали Халиль, а младшего – Ибрагим.

Ибрагим подходил на роль крымского претендента, в частности, потому, что был младшим сыном Махмуда. Следует помнить, что в ту эпоху младшие татарские царевичи регулярно пребывали при дворах московских и литовских князей или крымских ханов [236]. Политическая практика делала из них не только заложников, обеспечивавших дружеские отношения с татарскими ордами, но и династическую «узду». Приживала-аманат в удобный момент мог превратиться в претендента на ханский престол и даже действительно его получить. О превращении, напоминающем события 1466 г., в истории самого Крымского ханства давно известно. Один из «царевичей» [237]Менгли Гирея, Джанибек, становится крымским ханом в 1476 г. Моментальное развитие событий в 1466 г. не дает оснований считать, что за сыном казанского хана специально послали на Волгу; возможно, при дворе покойного Хаджи Гирея он был эмиссаром потенциального союзника в борьбе с сыновьями Кичи Мухаммада.

Теоретически, монгольским ханом мог стать любой из Чингизидов. Практически претендовать на престол Золотой Орды мог только потомок Джучи. Теоретически ханом Крыма мог стать любой из Джучидов. Практически ими становились представители только той ветви Тукатимуридов, которая издавна осела в Крыму. О том, что провозглашение Таш Тимура ханом в конце XIV в. было не случайным событием, говорит вся последующая история Крыма. Не только его сыновья Бек Суфи и Давлат Берди были милы сердцу крымских беев [238], его племянник Улуг Мухаммад был им тоже не чужой [239]. Внук Таш Тимура Хаджи Гирей был призван ими из Литвы на ханство, его правнуков Нур Давлата, Менгли Гирея и Айдара те же беи не раз подымали на белой кошме.

Но этот общеизвестный список – далеко не полный. В нем не хватает и Касима бин Мухаммада, и Мухаммада бин Саид Ахмета, которых Мамак до того подсаживал на крымский престол [240]. В нем нет и сына Хаджи Гирея Келдыша, «халифа на час», бежавшего с трона, на который его посадила партия противников Менгли Гирея, скорее всего, 23 июня 1468 г. [241]Все это добавляет немало для понимания пристрастий племенной знати. Даже воцарение Менгли Гирея в 872 г. х. без одобрения Мамака наверняка бы не случилось: именно он был во главе трех тысяч всадников, пришедших в конце мая к стенам Каффы с требованием отпустить будущего хана, которого генуэзцы посадили под арест, блюдя лояльность к Нур Давлату [242]. Эта демонстрация силы вынудила латинян пустить дела на самотек, и в конце концов, принять после 24 июня своего бывшего узника как своего нового государя.

Я думаю, что династической принадлежности десятка правителей Крыма, чьи имена были известны и стали известны, достаточно для осознания того, что преданность крымской ветви Тукатимуридов была частью идеологии и политических идеалов племенной знати Крыма: в 1466 г. Мамак мог прочить в ханы только одного из них. Династические мотивы нельзя никак сбрасывать со счетов, если мы захотим объяснить, почему позднее касимовские татары легко приняли Нур Давлата как собственного правителя, почему Нур Султан, вдова Халиля, на которой по обычаю женился его брат Ибрагим, после смерти последнего вышла замуж за Менгли Гирея. Начиная с этого, третьего по счету брака ногайской принцессы взаимосклонность Казани и Бахчисарая ни у кого уже сомнений не вызывает.

Детализация событий осени 1466 г. и выяснение позиции, которую занимали генуэзцы в дни смуты, позволяет, на мой взгляд, решить и заданный ранее вопрос – что чеканили раньше, акча Нур Давлата с сиглами «BS», или же пулы Ибрагима с этими же сиглами? Позиция генуэзской администрации (как бы мы ее не называли – нейтралитетом, двуличием, предусмотрительностью, осторожностью), ее параллельные контакты с Кырк-Ером и Солхатом избавляют нас от необходимости считать, что серебро стали чеканить штемпелями «BS», созданными изначально для меди. Уже в начале октября положение Нур Давлата было достаточно прочным, чтобы можно было сказать о том, что чекан каффинской монеты двух претендентов происходил, в крайнем случае, параллельно. То есть, датировать появление акча Нур Давлата нужно не ноябрем – декабрем (после выпуска пулов Ибрагима), а сентябрем – октябрем 1466 г. Такая датировка одновременно будет и объяснением того, почему столь редки татаро-генуэзские акча Нур Давлата.