Николай Каптерев - Собрание сочинений. Том 1

Когда русский царь как наследник и преемник византийских императоров принял на себя обязанность [С. 104] покровителя всего Вселенского Православия, то на первое время его покровительство бедствующему православному Востоку по необходимости не пошло далее простой благотворительности, дачи более или менее щедрой милостыни тем, которые обращались за нею в Москву. Поделиться избытком своих культурных сил, своим научным развитием и образованием, в смысле высшей культурной силы, влиять на укрепление духовно-религиозной жизни православных народов русские тогда не могли. В деле научного образования и развития православный Восток, в лице своих представителей-греков, стоял тогда несравненно выше русских, которые сами с течением времени принуждены были обратиться к грекам, чтобы у них добыть себе нужных ученых людей для книжных переводов и исправлений и для устройства школы на Руси. Не мог московский царь до более позднего времени оказывать покоренным турками православным народам какую-либо действительную помощь и в качестве крупной и влиятельной политической силы не мог защищать и ходатайствовать за них перед турецким правительством, потому что не был еще настолько силен, чтобы вмешиваться во внутренние дела и отношения в то время еще могущественной и страшной для всех Турции. Поэтому наши государи до самого XVIII столетия ни разу не решались открыто выступить перед турецким правительством в качестве естественных защитников и покровителей всех православных, конечно, в том убеждении, что всякая попытка в этом роде кончилась бы вполне безуспешно, если не прямо со вредом, даже и для самой России. Таким образом, московскому царю оставалось единственное доступное для него средство оказывать помощь и покровительство страждущим православным на Востоке – это давать и посылать им более или менее щедрую милостыню и в крайнем случае предлагать преследуемым на Востоке убежище и приют на Руси. В этой именно двоякой форме и выражалось русское покровительство православному Востоку в течение XVI и XVII столетий.

а) Русская милостыня православному Востоку в течение XVI и XVII столетий

Как скоро московский царь был признан опорою и покровителем всего Вселенского Православия, из всех стран православного Востока в Москву направились целые толпы всевозможных просителей милостыни. Между ними мы встречаем самих восточных патриархов, и лично побывавших в Москве, и посылавших туда за милостынею своих доверенных лиц; видим представителей разных автокефальных Церквей: патриархов сербских, архиепископов – Охридского, Синайского, Кипрского; митрополитов, архиепископов и епископов епархий греческих, сербских, болгарских, молдовалахийских; настоятелей монастырей сирийских, палестинских, египетских, греческих, славянских, румынских; простых иноков, игуменей, инокинь, белых священников и разных мирских лиц. Словом, все православные страны и все православные народности постоянно в течение столетий присылали от себя в Москву самых разнообразных просителей милостыни, которые, кроме особых исключительных случаев, никогда не возвращались назад с пустыми руками.

Обыкновенно просители разными путями добирались до пограничного русского города Путивля (на другие города ездить запрещалось), где они обязаны были явиться к местному воеводе, который немедленно отбирал от них показания: кто они и откуда, через какие земли и города проезжали, зачем едут в Москву, что везут с собою, т. е. какую святыню, не имеют ли при себе грамот патриарших или грамот с политическими вестями от разных агентов нашего правительства. После допроса воевода немедленно доносил обо всем государю и просил его разрешения пропустить в Москву означенных лиц, которые до получения ответа жили все время в Путивле и пользовались казенным содержанием. Пропуск просителей в Москву не обходился без злоупотреблений со стороны путивльских воевод и их приказных людей, которые [С. 106] иногда нарочно удерживали в Путивле просителей, чтобы получить с них взятку. Так, в 1648 году афонский пантелеймоновский архимандрит Никодим жаловался в Москве в Посольском приказе, что «в Путивле они приехали в феврале месяце, и путивльский-де воевода князь Юрий Долгорукой велел им жить в Путивле и сказал, что он об них отпишет к государю к Москве, и дал им корму на 15 дней. И после того присылал к ним Андрея Левонтьева сына и подьячего Василья и прошали у них сорок ефимков, а хотели их пропустить к Москве, и они им не дали, а жили в Путивле, дожидались государева указу шесть недель и четыре дни. И сказал им воевода, что прислано к ним государева жалованья сорок соболей в 30 рублей, и те соболи им дали. И они дали подарков воеводе: золотой большой царя Константина, да мощи св. Пантелеймона, да сафьян, да ковер, да подьячему Василью два ефимка, да сафьян, да фату, голове Ондрею 6 ефимков, и поехали они из Путивля на Киев» [120]. В том же году синайский архимандрит Меркурий в особой челобитной жаловался государю, что в жалованной грамоте синайскому монастырю повелевается из Путивля отпускать их в Москву без задержания, а между тем подьячий съезжей избы Петр Жагрин «своим насильством, без воеводского ведома держал нас многое время в Путивле для своей бездельной корысти и взял у нас семь рублев денег, да с толмача нашего два рубли, да он же сверх того хотел у нас монастырскую лошадь взять», почему и просит государя возвратить у них отнятое [121]. В 1651 году грек Иван Петров, служивший у нас тайным политическим агентом, в челобитной государю жалуется, что он с государевым делом послал из Малороссии черного попа Давида, но путивльский воевода задержал его на шесть дней, пока не получил с него взятки в семь рублей. Далее Иван Петров заявляет в челобитной, [С. 107] что, когда в Путивль приезжают «купецкие люди» и просятся в Москву, воевода берет с них по 100, 150 и 200 ефимков и за то дает им сколько нужно подвод, кормы и не задерживает их [122]. Жалобы на подобные злоупотребления встречаются и еще не раз [123]. Когда на донесение воеводы о приехавших просителях милостыни получался царский указ с разрешением пропустить приехавших в Москву, их немедленно отправляли туда на казенных подводах и содержании, в сопровождении особого пристава, о чем воевода, т. е. об отпуске просителей в Москву, опять доносил государю особою грамотою. Подвод им давалось «сколько подняться можно», а содержание как в Путивле, так и на пути в Москву выдавалось неодинаковое, смотря по тому или другому рангу просителя [124].

Получив в Путивле казенные подводы и кормы, а питье получая по городам из кабаков, просители отправлялись [С. 108] определенным путем в Москву в сопровождении особого пристава, который и наблюдал за ними, и в то же время был их проводником и охранителем от разных случайностей пути. Не раз даже высокие просители во время пути подвергались разным неприятностям. В 1640 году севастийский митрополит Иосиф жаловался государю, что в одной деревеньке, не доезжая Севска, где он остановился на ночлег, крестьяне побили его племянника и служек без всякого повода. По словам Иосифа, дело происходило так: он послал было своих служек купить корму лошадям, а сам остался на гумне со своим племянником. Но мужики напали на его служек и побили их, а один из них подступил к нему, бил ослопом его племянника, которому переломил руки и ноги, и затем ругал и хотел бить и самого митрополита, и только крестьянин, у которого он остановился, спас его от побоев. Иначе показывали допрошенные по этому доносу на месте крестьяне. Они говорили: «Приехал к ним в село Козинку севастийский митрополит со старцы и служки [С. 109] И почали-де у них, крестьян, митрополичий племянник и служки грабить насильством конской корм и себе на корм имали куры, и за то-де те крестьяне тово митрополича племянника били ослопы и, бив, покинули замертво» [125]. В 1650 году лаодикийский епископ Иоасаф в челобитной жаловался государю, что на него и его спутников в одном селе Севского уезда напали севский стрелец с товарищами и пограбили у него денег 20 рублей, а его, архимандрита, и спутников били и увечили [126]. Очень неприятные приключения на пути в Москву случались иногда даже с самими Вселенскими патриархами и их свитою. В 1649 году Иерусалимский патриарх Паисий, направляясь в Москву, остановился в Калуге. Сопровождавшие патриарха отправились в городские ряды, чтобы закупить себе хлеба, калачей и рыбы. Все купленное было сложено в сани, чтобы отправить на двор к патриарху. «И к ним, – говорит отписка калужского воеводы государю, – в сани бросили на тот харч – на хлеб, на калачи и на рыбу – неведомо какие люди кобылью кость». Когда гречане стали говорить этим людям, «для чего-де они их позорят и харч их сквернят», то в ответ на это те люди двух гречан «в ряду били вилами сенными и от того-де бою один человек лежит». Воевода произвел о случившемся розыск, и сын боярский Кузьма Бахтеяров сознался, что он бросил кобылью кость в сани гречанам на их харч, но что били их другие люди, которых он не знает. «И мы, – говорит отписка воеводы, – Кузьме Бахтеярову велели, навязав на горло тое кобылью кость, учинить наказанье: бить кнутом впроводку, и, учиня ему наказанье, велели его вкинуть в тюрьму до твоего, государева, указу» [127]. В 1654 году Антиохийский патриарх Макарий жаловался царю, что калужский ямской приказчик, несмотря на царскую грамоту и все настояния его, патриарха, никак не хотел давать ему подвод. Вследствие этой жалобы государь велел за бесчестье патриарха отсечь приказчику мизинец [С. 110] и отставить от должности [128]. В 1660 году торговый грек Дмитрий Юрьев, приезжавший в Москву с узорочными товарами и с письмом к Никону от бывшего Константинопольского патриарха Паисия, в челобитной государю заявил, что проезжие царские грамоты, выдаваемые гречанам, «воеводы в городах и во всей царской земле не слушают и ни во что их почитают, а нас велия изобижают и держат нас в городах воеводы по три дни и по четыре, мучат нас по-собачьи, и мы, бедные гречане, проезжаем три и четыре царствы», чтобы прибегнуть к милосердию православного государя и приять покой, «а здесь нас мучают пуще собак» [129].