Николай Каптерев - Собрание сочинений. Том 2

«Возвещаем, – пишет царь, – о митрополите Газском Паисея, котораго имеем в царском нашем дворе яко велия учителя и переводчика нашего, чтобы имел первую честь и славу такоже и по-прежнему, понеже [С. 216] некие злорадочники от зависти своей зазлословили ко святительству вашему и в безщестии извергнули и оставили его, и о том зело-зело опечаловалися мы, ведучи незлобия его и благодатства его, яко много тружался и постился в стране нашей на Соборе и о смирении (исправлении) Христовой Церкви труждался словом и делом вельми, еже бы прияти честь, но получил безчестье и срамоту. И сего ради просим и молим отписать, чтоб ему прияти прежнюю его честь, яко нам ведомо житие его и пребывание его и свидетельствуем архиереем добрым и честное житие раба, а которые иноки его оглашали и предали, не дружа сказали, очи бо ушей вернее. Тако молим просим, да обрящем прошение наше, ведучи, яко сколько не учинилося, и то учинилося с зависти и по недружбе человека».

Московский патриарх Иоасаф со своей стороны тоже писал патриарху Нектарию грамоту от 4 июня 1669 года, в которой ходатайствовал перед ним о прощении и разрешении Паисия Лигарида. Еще с послом Нестеровым патриарх Иоасаф извещал Нектария о своем вступлении на патриаршую Московскую кафедру, причем дослал ему 100 золотых, сорок соболей и 10 аршин бархату. Со своей стороны Нектарий тогда же ответил Иоасафу присылкою особой грамоты, которая, впрочем, не дошла до нас. Теперь Иоасаф прежде всего благодарит Нектария за присылку ему грамоты: «Велиим о Христе Господе сердце наше разширися веселием и ум неизреченною исполнися радостью, егда приемше ответное вашего преблаженства на мерности нашея послание писание, обретох в нем истинную, якоже подобает учеником Христовым имети, любовь… Аз благодарей сый всячески обещания вашего, еже сотвори блаженство ваше, о молитвах [С. 217] святых мерности нашей, о блаженной жизни нашей временней же и вечней… Увещание ваше братолюбное о мирном строении Церкве и о добром пасении словеснаго стада Христова, любезно целуя твердым незабвения ваялом изваах на скрижалех сердца моего… На преслании архипастырскаго ти благословения всему стаду Христову, жезлом правимому мерности нашея, духовным же и мирским, велим же и малым, не малое, но великое, яко же достоит великого Бога великому архиерей, именем всех пресылаем поклонение, с лобзанием десницы тя благословящия». После этого вступления патриарх переходит к самому делу, по поводу которого он собственно обращается к Нектарию с грамотою. «О всех писанных к нам вами, – заявляет он, – радуемся, точию едина печаль, аки даждь во время жатвы, ущербляет ведро веселия нашего: еже есть о запрещении и отлучении от всякого священнодействия Паисия Лигаридиа [102]. О сем, как и где прежде живяше, несть нам известие совершенно, но отнележе пришедша его в царствующий и богоспасаемый град Москву, познахом за девять лет и ничесоже видехом по нем неистово и безчинно, – паче же премногие его труды премудрии многую пользу Церкви Великороссийстей принесоша, их же мы благодарни суще, надежно молим братолюбие ваше, да не презриши прошения мерности нашей, даруеши ему оставление вины его, кая-либо есть пред святостью вашею, и благоволиши прислати ему писанием своим архипастырским прощение и благословение, зане же [С. 218] всяческое являет по себе смирение и благопокорство к твоему преблаженству, яко законному архипастырю своему, и молил есть со многократным стужанием благочестивейшего самодержца о отпущении к святительству твоему ради взыскания прощения, яко же устне предостоверный свидетель, святейший и всеблаженнейший Паисий, патриарх великаго града Александрии и судия Вселенский, о всех может известити. Но благочестивейший, тишайший, самодержавнейший великий государь, царь и великий князь Алексий Михаилович, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, благоволил его удержати благословных ради вин, сиречь совершения ради зачатаго толкования нужнейших неких тайнописаний, и обещал ему к вашему святительству ходатай быти о прощении. Тем же аз молю твое преблаженство, поминающе Христово слово: будите милосерды, яко же и Отец ваш милосерд есть, и ону молитву повсядневную: и остави нам долги наша, яко и мы оставляем должником нашим, – сотвори с ним, всячески смиренно твоему жезлу архипастырскому преклоняющимся, отеческое милосердие и остави долг его, дарующе прощение и благословение; будет Отцу Небесному благоприятно, царю благочестивейшему радостно, и всей Церкви Российстей душеполезно. О сем прилежное наше многократно усугубляюще прошение, да исполнену и совершенну нашу радость соверши, имамы не забывати преблаженства вашего у престола Царя Небеснаго о милости, у земного же о милостыни, пособствия ради» [103].

Эти грамоты государя и патриарха о Паисии Лигариде [С. 219] были получены уже не Нектарием, отказавшимся от патриаршества, а его преемником Досифеем, вступившим на патриаршую Иерусалимскую кафедру 23 января 1669 года.

Патриарх Нектарий в своих сношениях с русским правительством занимает особое положение сравнительно со своими предшественниками. Если последние употребляли все усилия заручиться особым расположением русского правительства, чтобы извлечь отсюда насколько возможно большие выгоды для бедствующей Иерусалимской патриаршей кафедры, то патриарх Нектарий не только не употреблял к тому ни малейших усилий, но даже ни разу не обратился к русскому правительству со специальною просьбой о милостыне на искупление долгов Святого Гроба, которые, однако, при нем не уменьшались, а возрастали, так что нужда в помощи, и нужда настоятельная, у него была. Это обстоятельство заслуживает тем более внимания, что Нектарий имел полную возможность приобрести особое расположение московского правительства и получить от него исключительно богатую милостыню – стоило только ему поехать в Москву, куда его так усиленно не раз приглашали, и там принять участие в деле Никона, конечно, в том духе и направлении, как это было желательно для московского правительства и как действовали в Москве патриархи Паисий и Макарий, – тогда исключительно богатая милостыня от московского правительства ему была бы обеспечена. Но патриарх Нектарий предпочел не ехать в Москву и выступить защитником Никона, смелым ходатаем перед царем за возвращение Никона на патриаршую кафедру, решительным и беспощадным изобличителем Паисия Лигарида, которым так сильно дорожило московское [С. 220] правительство. При таких отношениях Нектария к делу Никона ему, конечно, уже неудобно было обращаться к московскому правительству со специальными просьбами о помощи и милостыне. Только раз, и то очень осторожно, Нектарий дозволил себе в одной из своих грамот царю, написанной по особому делу, сделать в конце такую приписку: «А буде изволите, великий государь, о нас ведать, и мы от великих долгов бываем в великой печали. Я застал на святейшем престоле 14 000 ефимков долгу, а от великих смут армянских послать к твоему светлому лицу и приехать сам не смел. Воспомяни, как тебе Бог известит», и только.