Зарема Ибрагимова - Царское прошлое чеченцев. Власть и общество

Следует заметить, что далеко не всегда набеги казаков и регулярных российских войск на горские аулы, были «акциями возмездия». Нередко бывали случаи, когда они совершались без всякого повода со стороны жителей, ради добычи и наград, а то и просто ради своего корыстного интереса 273. Неэффективность сети опорных пунктов и кордонных линий подталкивали кавказское командование к использованию стратегии набегов – экзекуционных и превентивных. Для того чтобы заготовить дрова, сено, пасти скот, доставлять провиант, солдаты должны были обеспечивать безопасность, так как именно во время хозяйственных работ они в большей степени чувствовали свою уязвимость. Наиболее надежным способом избежать нападения на лесосеке или при покосе была превентивная атака или «достойный» ответ на предшествующее нападение. Набеги вели к варваризации войск, поскольку именно при такой стратегии ни о каком соблюдении «цивилизованных» приемов не могло быть и речи. Такая стратегия вела к превращению войны в нескончаемую «средневековую междоусобицу» 274.

Набеговая система прижилась в русских войсках, прежде всего потому, что давала им возможность выживать в буквальном значении этого слова (в основном в материальном смысле). Логика войны подсказывала выход из ситуации, когда войска не могли обеспечиваться с помощью обоза – реквизии, которые трудно было отделить от элементарного грабежа. В горных условиях, при ограниченности возможностей вьючного обоза, экспедиционный корпус мог взять продовольственных запасов не более чем на 12 дней. Трудности марша по пересеченной местности не позволяли делать суточные переходы более чем на 20 верст. Даже в европейской войне командование всегда учитывало риск деморализации войск при использовании местных ресурсов, создавало специальные структуры (отряды фуражиров, команды, занимавшиеся заготовкой провианта). На Кавказе эти походы «за сеном» представляли собой настоящие военные экспедиции с обязательным привлечением боевых частей, а чаще всего заготовками занимались сами солдаты. Любая война вскрывает не только лучшие, но и худшие человеческие качества. Д.А. Милютин вспоминал, что «среди кровавого побоища, рядом с подвигом храбрости, самоотверженности, порождали, и самые отвратительные сцены в занятой части населения: некоторые из солдат обирали валявшиеся трупы убитых, вытаскивали из горевших саклей всякую всячину, даже вещи, ни к чему не пригодные» 275.

Мародерство – обычное явление войны. Мародерство часто смыкается с вандализмом, особенно когда разорение хозяйств и жилья неприятеля становилось важным элементом боевых действий. Имеются свидетельства о том, что часто добыча безжалостно уничтожалась или применялась не по назначению: восточные шали шли на обмотки, драгоценные ковры стелились в землянках, из сосудов устраивали мишени и т. д. Военное руководство, с одной стороны, боролось с такими явлениями, поскольку замечало, что нередко набеги организовывались в корыстных целях, с другой стороны, не могло не замечать повышения боеспособности войск, для которых война становилась личным делом. В 1843 г. Николай I строго запретил командирам частей «предпринимать экспедиции или поиски для наказания горцев», однако это распоряжение осталось на бумаге, т. к. никто не запрещал преследовать «хищников». В рапорте всегда можно было указать на вынужденность такой меры. А.А. Вельяминов не случайно назвал набеги – «частные экспедиции» средством, только «способствующим» покорению горцев. Он прекрасно понимал, что это – не более чем способ несколько «умерить» их воинственность. В тех случаях, когда отношения с горскими народами не были отягощены враждой, не оставлявшей надежды на мирный вариант развития событий, командование старалось демонстрировать свое миролюбие при первых контактах. Так, в 1838 г. при основании Велья-миновского укрепления расположенные поблизости от него брошенные горцами села были оставлены нетронутыми. Командиры строго запретили солдатам даже рвать фрукты в садах 276.

В ходе Кавказской войны многочисленные карательные экспедиции против мирного населения вносили полную деморализацию в части, вследствие того, что подрывали в подчиненных доверие к законности действий их начальников; они вселяли в частях, благодаря легким «победам», повышенное представление об их боевой мощи; они развивали антагонизм между войсками и народом; действовали угнетающим образом на народ, и это угнетение духа народа не могло не передаваться и войску; они разрушали обычай войны и приучали смотреть на безоружного как на врага, которого можно убивать; они, наконец, отвлекали войска от прямого дела – подготовки к военным действиям и приучали их к тому, что в бою делать запрещено (разбой, грабеж, изнасилования, мародерство). Карательные экспедиции и участие в них войск могли сделать армию совершенно непригодной для исполнения своей единственной задачи – защиты родины и народа от иноземного ига 277. Итоги карательных операций были трагическими для чеченского народа. Так, по свидетельству А.П. Берже, только за 3 года (1847–1850) народонаселение Малой Чечни уменьшилось вдвое, а с 1840 г. – вчетверо. Если в 1840 г. население Малой Чечни составляло около 8 000 дворов, то в 1847 г. уже – 4 000 дворов, а в 1850 г. – всего 2 000 278.

По современным понятиям, по отношению к мирному населению был применен военный террор. Военный террор, это умышленные насильственные действия, совершенные в условиях войны или вооруженного конфликта международного или немеждународного характера, направленные на лишение жизни, здоровья, жилья или имущества гражданского населения, с целью достижения военных успехов посредством создания обстановки страха среди гражданского населения. Террор предполагает массовое и существенное нарушение, ограничение и (или) лишение целого комплекса прав и свобод человека и гражданина. Это под силу только государственной власти, преследующей политические цели. Жесткая же цензура военных событий есть идеологический террор. Противодействие национально-освободительным движениям военными средствами – репрессивный или контрреволюционный террор. Случаи применения военной силы при репрессивном виде террора, как правило, носят ограниченный характер, поскольку военная сила применяется только в отношении противоборствующей стороны и в достаточных для преодоления сопротивления масштабах. Несоразмерность насилия, умышленное причинение страданий гражданскому населению, уничтожение гражданских объектов и т. п. должно расцениваться как преступная политика, выражением которой является военный террор 279.

Большинство чиновников царской администрации в Терской области не хотели замечать, что «злая воля и агрессивность» у горцев проявляется как форма протеста против насильственного захвата их исконных территорий, их эксплуатации, насилия, оскорбления и унижения их человеческого достоинства. В подобных случаях речь идёт о сопротивлении колониальным властям. На это обращали внимание К.Л. Хетагуров, Г.М. Цаголов, Чах Ахриев и многие другие. Негативные клише о «разбойном» Северном Кавказе помогали оправдывать жестокости и насилия, которыми полна история присоединения региона к Российской империи, особенно в эпоху кровавой Кавказской войны. Искусственный образ горцев Северного Кавказа, сложившийся в сознании российского общества колониальной эпохи в немалой степени определил не только методы покорения региона, но и способы управления им.