Михаил Дитерихс - Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале

Когда был взят Екатеринбург, то из разбитой, отступавшей армии Берзина к нам перебежало много наших офицеров. В числе их был и генерального штаба капитан Симонов, начальник штаба армии Берзина. Хотя это был офицер, перечисленный в генеральный штаб уже приказом Бронштейна-Троцкого, но, занимая видную должность у Берзина, он много помогал нашему офицерству перебраться на белогвардейскую сторону и в конце концов сам последовал за ними. В Омске он нашел своего начальника Академии генерала Андогского; последний, покровительствуя Симонову, взял его в Ставку на ответственную должность начальника разведывательного и контрразведывательного отдела.

В Омске Симонов всем говорил и докладывал официально Верховному правителю, что, служа в рядах большевиков, он слышал от комиссаров, что наследник Цесаревич и Великие княжны живы, но неизвестно, где находятся. Лично Симонов твердо верил в это, решительно отстаивал эту версию, но никаких реальных доказательств представить не мог.

В феврале 1919 года Соловьев оказался во Владивостоке. Проживал он в гостинице, сохраняя большое инкогнито, но открылся начальнику паспортного пункта полковнику Макарову и просил у него четыре незаполненных бланка заграничных паспортов. Макарову он рассказал, что наследник Цесаревич и Великие княжны живы и невредимы, что он ждет условной телеграммы об их выезде и просит заграничные бланки, которые заполнит сам, будто бы для отправки Августейших детей за границу.

Примерно в это же время во Владивосток по делам службы приезжал и новый начальник полковника Макарова капитан Симонов. Оказалось, что с Соловьевым они знакомы и солидарны в вопросе спасения Царских детей.

Фантазия, походившая по абсурдности на умышленно злостное распространение сведений с преднамеренной целью, быстро распространялась по всей Сибири; передавалась она из уст в уста, как непреложная истина, и верили ей гораздо больше и легче, чем обоснованным на фактах докладам следователя Соколова. При этом, как ни грустно, большинство утверждало, что спасены дети при посредстве немцев и увезены в Германию.

Германия, Германия – вот клич, который проходит красной нитью по деятельности тайной монархической Петроградской организации.

Несколько позже из Берлина в Сибирь приехала княгиня Вяземская. Кажется, ее приезд был связан с исключительным интересом к судьбе Царской Семьи и особенно Великого князя Михаила Александровича. Она называла себя близким другом Брасовой – супруги Великого князя Михаила Александровича. Она всюду бывала, познакомилась со всеми, не побрезговала близко сойтись и с известной, роковой в Забайкалье, Марией Михайловной (это по-русски, а по-настоящему – Розенцвейг). Она настойчиво утверждала, что Царские дети живы и особенно отстаивала, что жив Великий князь Михаил Александрович. Она обращалась ко всем… кроме тех, кто располагал фактическими материалами по следственному производству. Знала ли она Соловьева – неизвестно, но какая-то неуловимая связь в деятельности всех этих лиц была.

Когда, наконец, Соловьев был арестован и доставлен в Читинскую тюрьму (это было уже в феврале 1920 года), в камеру к следователю Соколову с криком ворвалась Мария Михайловна и потребовала немедленного освобождения четы Соловьевых как ее ближайших друзей… Удивление Соколова было полное, но выпустить он был принужден.

Отобранные при аресте у Соловьева бумаги остались при следствии. Из них выяснялись его связи с Петроградским центром и… с немцами.

В чем именно заключались связи, мог выяснить только допрос, но Соловьев, освобожденный из тюрьмы, поспешил скрыться и, надо полагать, далеко. Вот почему окончательных выводов о роли и деятельности этой Петроградско-Берлинской организации сделать нельзя.

Всеми этими перечисленными организациями еще не исчерпывается весь вопрос «о заговорах» с нашей стороны. Был еще целый ряд отдельно приезжавших офицеров, работавших, по их словам, будто бы тоже от каких-то организаций. Но каких? Можно только предполагать, т. е. нити, как-то сами по себе, продолжали все протягиваться между Уралом и Берлином.

Весной 1918 года в Тобольск приезжал некто, именовавший себя корнетом Крымского конного полка Марковым, пасынком генерал-губернатора Ялты Думбадзе. О том, для чего он приезжал и что он делал в Тобольске, можно судить по его словам в декабре 1918 года. Будучи в это время в Киеве, он рассказывал, что император Вильгельм, под влиянием принца Гессенского, предлагал Государыне Императрице Александре Федоровне с дочерьми приехать в Германию, но она это предложение отклонила. Он показывал письмо Государыни к ее брату, принцу Гессенскому, которое он получил от Ее Величества для доставки по назначению, в Тобольске. Он говорил, что, уехав из Тобольска, он уже в Москве узнал, что их перевозят в Екатеринбург, и настойчиво отрицал убийство Царской Семьи. Он уверял, что все живы, но скрываются, и что он знает, где они все находятся, но не желает указать.

В Киеве Марков был на совершенно особом положении у немцев: он сносился телеграммами с немецким командованием в Берлине. Немцы за ним очень ухаживали: если он выходил в Киеве в город, его сопровождали два немецких капрала; в Берлин он выехал не с эшелонами других русских офицеров, эвакуированных немцами при оставлении Украины, а с германским командованием. Он говорил, что бывал везде и в советской России имел повсюду доступ у большевиков через немцев.

Быть может, в рассказе Маркова было слишком много юношеской хвастливости о своем значении у немцев, но факты видели другие офицеры, и таково было их впечатление. В такой исторической странице, как излагаемая книга, ценно каждое маленькое указание, которое может проливать истинный свет на минувшие тяжелые события. Письмо, которое вез Марков, существовало, его видели другие и видели такие лица, которые могли знать почерк Императрицы. Отсюда вытекают очень существенные подробности, если только Марков передавал точно: Царскую Семью звал в Германию Вильгельм по настоянию принца Гессенского, брата Императрицы. Это обстоятельство не служит на пользу тем, кто в последние годы царствования Императора Николая II усиленно обвинял Императрицу Александру Федоровну в германофильских чувствах. Далее, из того же рассказа определенно германофильского русского офицера, те же клеветники получают и второе, еще более реальное опровержение их умышленно-ложного обвинения: брат, несмотря на весь ужас, окружавший сестру, получил от нее отказ. Императрица Александра Федоровна, урожденная принцесса Гессенская, оказалась более русской, чем те несколько тысяч представителей русской интеллигенции и военных, которых немцы вывезли к себе, в том числе и автора рассказа корнета Маркова.