Владимир Шигин - Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический». Правда и вымысел

Машинный квартирмейстер Афанасий Сербин, к примеру, пытался защищать офицеров-механиков, за что был ударен штыком в голову. А квартирмейстер Резниченко, приставив ему к виску револьвер, заявил: «Мы сами механики теперь!»

А сигнальщики «Потемкина» закрыли собой вход в штурманскую рубку, где укрылся старший штурман корабля капитан Гурин. Туда рвался конопатчик палубы Иван Кобец, один из боевиков Матюшенко, чтобы «прикончить кровопийца». Именно Кобец должен был, согласно изначальным матюшенковским планам, убивать и командира корабля Голикова. Несмотря на угрозы расправы, сигнальщики не отдали озверевшему Кобецу штурмана и тем спасли ему жизнь.

Через несколько часов жизнь Гурина снова висела на волоске, и он остался в живых лишь благодаря заступничеству прапорщика Алексеева. Гурину было приказано довести «Потемкин» до Одессы. Был предупрежден, что если корабль сядет на мель, его тут же расстреляют. Ночью пытался вместе с боцманматом Ф. А. Веденмеером выбросить за борт секретные сигнальные книги и таблицы высот рангоута броненосца, но ему помешали и избили.

По показаниям того же капитана Гурина и прапорщика Алексеева в один из дней мятежа к Алексееву подошел сигнальщик Василий Хитеев и сказал: «Эх, ваше благородие, жалко мне вас. Я себя теперь проклинаю, что я вам не сказал раньше об этом.

– А ты разве знал раньше? – спросил я его.

– Как же, мы были еще в Севастополе и когда ходили на берег брать высоты, то я хотел сказать вам, что на корабле готовится бунт, но побоялся».

Историк Ю. П. Кардашев пишет: «Различное отношение к восстанию матросов проявилось среди офицеров корабля. Наиболее решительно против “зачинщиков” выступил командный состав: командир корабля, старший офицер, старшие артиллерийский и минный специалисты. Ими были предприняты попытки подавить протест матросов, не останавливаясь даже перед угрозой применения оружия. Все они погибли. Большинство из оставшихся в живых офицеров осуждали восставших, некоторые замкнулись в себе, пытаясь понять истинный смысл произошедших событий, в других возникли симпатии к… матросам. Уже на второй день восстания два офицера и младший врач заявили о своем желании остаться на восставшем корабле. Как показали дальнейшие события, только либерально настроенный поручик А. М. Коваленко искренне примкнул к восставшим и разделил с ними судьбу эмигранта. Другой офицер оказался трусом, младший врач – двурушником».

Что и говорить, офицеры на «Потемкине» тоже были разные, однако большинство из них все же остались верными присяге и воинскому догу.

Уже более ста лет история с червивым мясом считается чуть ли не аксиомой событий 14 июня. Увы, на самом деле все было совсем не так. Никакого червивого мяса на самом деле не было. Якобы некачественный борщ стал всего лишь поводом для готовящегося заранее мятежа. Не было бы мяса, подвернулась бы гнилая капуста или плохие сухофрукты. Заметим, что в начале XX века на Черноморском флоте проблема сохранения мяса существовала. В жару при отсутствии холодильных установок его было очень трудно сохранять, а солонину матросы вообще ненавидели. Проблемы с мясом возникали и до «Потемкина» и после него. Поэтому в летнюю жару при приготовлении еды из свежего мяса придраться к его качеству можно было почти всегда. Холодильная установка на «Потемкине» была, но, судя по всему, ее еще не успели ввести в строй. Вспомним, что корабль еще фактически достраивался, причем в самом авральном порядке.

Обычно пишется, что миноносец был послан в Одессу только за мясом. На самом деле это не совсем так. Миноносец был послан в Одессу за свежим мясом и за зеленью.

Если бы капитан 1-го ранга Голиков действительно не интересовался нуждами команды, то, находясь в отдельном плавании, он мог несколько дней вообще кормить матросов борщом с солониной. Это было, конечно, не слишком вкусно и питательно, но зато бесхлопотно и, что важно, вполне законно, а потому не имело бы для командира никаких последствий. Но командир «Потемкина» был рачительным командиром, а потому решил не только закупить для своих подчиненных свежее мясо, но помимо этого еще и свежей зелени (капуста, лук, чеснок, огурцы), чтобы улучшить и разнообразить матросский стол.

Были проблемы с мясом и в советском военно-морском флоте. Во время моей службы на корабле однажды у нас в море вышла из строя рефрижераторная камера и мы несколько дней были вынуждены есть мясо «с душком». Но офицеров у нас за это почему-то не убивали.

О том, что события 14 июня развивались на «Потемкине» не спонтанно и никакое мясо к ним отношения не имело, проговорились впоследствии в своих воспоминаниях и сами участники событий 14 июня.

«Настроение команды как-то сразу изменилось (после прихода миноносца . – В. Ш. ), у нас появилось желание поддержать рабочих», – вспоминал матрос Батеев. Другой участник восстания, комендор Лакий, сообщил, что «было тайное собрание в машинном отделении и было решено, что наступил момент дружно выступить против начальства».

На совещании разгорелась борьба между группой Вакуленчука и сторонниками немедленного восстания во главе с Матюшенко и Бредихиным. Дело дошло до взаимных матерных оскорблений и рукоприкладства. Победили более многочисленные сторонники Вакуленчука: участники тайной сходки решили дождаться прихода эскадры. Уязвленный Матюшенко все же предложил организовать протест команды против плохого мяса и выяснить, пойдет ли за ними команда или нет. Вакуленчук был против. Вопрос так и остался нерешенным. С этой минуты Матюшенко и его компания уже действовали сами, без оглядки на чьи-либо авторитеты.

О явно провокационной роли Матюшенко в начале мятежа, как и том, что мятеж был заранее спланирован, проговорился в своих воспоминаниях машинный унтер-офицер С. Денисенко: «Во время восстания я был внизу корабля в машинном отделении и видел, что творилось там, когда с верхней палубы раздались свистки строевых унтер-офицеров и боцманов. Созывая всю команду броненосца наверх, “на суд нечестивых”, я вышел туда почти последним. Забравшись наверх, я увидел, что команда не построена в рядах, как того требовала дисциплина, а как-то сбилась в кучу.

Вдруг старший офицер скомандовал:

– Караул наверх! Давай брезент!

Около меня стоял минно-машинный унтер-офицер Афанасий Матюшенко и трясся, как в лихорадке, от охватившего его волнения. Вдруг, обратившись ко мне со словами: “Ну, Степа, зевать тут нечего”, он побежал, крича:

– Давай винтовки, бери винтовки! Бей их, подлецов!

Этого как будто только и ожидали. Часть команды с криком “Давай винтовки”, бросилась разбирать их.