Владимир Симиндей - Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике

В секретных беседах с германскими представителями эстонское военное руководство не скрывало своей поддержки действий Германии в случае конфликта и желания быть полезными Рейху. Так, 5 июля 1938 г. германский посланник в Таллине Г. Фровейн известил Берлин о том, что начальник штаба эстонской армии генерал Н. Реэк признал важность для Эстонии немецкого контроля над Балтийским морем в случае войны и « заявил, что Эстония также может оказать содействие в этом деле. Например, Финский залив очень легко заминировать против советских военных кораблей, не привлекая никакого внимания. Имеются и другие возможности» . [103] Akten zur deutschen auswartigen Politik, Serie D. Bd. V. Baden-Baden, 1953. S. 384. Советская разведка имела определенную информацию о подобных контактах и, в частности, отмечала, что Германия занимается «подготовкой морского плацдарма для войны на Балтийском море». [104] Цит. по: Ковалев С. Н. СССР и Прибалтика… С. 34.

В обстоятельствах, когда Запад настойчиво желал перенацелить агрессию Гитлера на Восток (что показали «мюнхенский сговор» 1938 г. и раздел Чехословакии, все попытки выстроить единый фронт против нацистов не увенчались успехом, а Москва опасалась военного нападения не только со стороны Германии, но и Великобритании с Францией, при возможном участии Польши и Румынии в той или иной конфигурации союзников), – в этих обстоятельствах доверие к Эстонии, Латвии и Литве как политически устойчивому и в военном плане состоятельному союзнику или нейтралу улетучивалось у всех заинтересованных сторон, включая СССР. На фоне затухания геополитического интереса к Балтийскому региону у Великобритании [105] См.: Feldmanis I., Stranga A., Virsis M. Latvijas ārpolitika un starptautiskais stāvoklis (30. gadu otrā puse). Rīga, 1993. 21. lpp.; Zunda A . Latvijas un Lielbritānijas attiecības 1930–1940. Realitāte un ilūzijas. Rīga, 1998. 9., 10. lpp. и Франции официальные Таллин и Рига стали в несколько большей мере прислушиваться к мнению Москвы, но предприняли отчаянную попытку заискивания перед Гитлером.

Если равнение эстонской внешней политики на гитлеровскую Германию было заметно уже в 1935–1937 гг., то кульминацией сближения Латвии с Рейхом, отмечавшегося еще в 1938 г., стал период весны – начала лета 1939 г. Оккупация Германией Чехословакии не привела к принятию официальной Ригой советского покровительства независимости Латвии; в предупреждениях из Москвы о недопустимости сближения с Германией зазвучали жесткие нотки, которые главой МИД В. Мунтерсом были проигнорированы и лишь подхлестнули попытку встроиться в фарватер германской политики при некотором отдалении от Великобритании и Франции.

Вместе с тем в историографии и публицистике распространены представления о том, что высшие руководители Литвы А. Сметона, Эстонии – К. Пятс и Латвии – К. Улманис, а также глава МИД Латвии В. Мунтерс и латвийский военный министр Я. Балодис, которому вменялись в вину «явно прорусские высказывания», [106] Блейере Д., Бутулис И., Зунда А., Странга А., Фелдманис И. История Латвии. ХХ век… С. 169. были тесно связаны с советскими спецслужбами или даже стали «агентами ЧК». Отправными точками для подобных суждений, усиливаемых «тихим (само)подчинением» президентских диктатур в период вхождения советских войск и присоединения Прибалтики к СССР летом 1940 г., являются исследование эстонского историка Магнуса Ильмярва [107] См.: Ilmjärv M. Hääletu alistumine. Eesti, Läti ja Leedu välispoliitilise orientatsioni kujunemine ja iseseisvuse kaotus 1920. Aastate keskpaigast anneksioonini. Tallinn: Argo, 2004; Ильмярв М . Безмолвная капитуляция: Внешняя политика Эстонии, Латвии и Литвы между двумя войнами и утрата независимости (с середины 1920-х годов до аннексии в 1940). Пер. с эст. М., 2012. и мемуары заместителя начальника внешней разведки НКВД СССР (с 10 мая 1939 г.) П. Судоплатова. Однако отрывочные сведения о тайной финансовой подпитке литовских националистов для повышения их сопротивляемости польскому вмешательству в 1922–1926 гг., К. Улманиса и его окружения во второй половине 1920-х гг. или работе в Эстонско-советской Коммерческой палате (с 1924 г.) и Нефтяном синдикате К. Пятса в оппозиционный период не дают достаточно внятного ответа на вопрос о наличии и характере секретных контактов прибалтийских «вождей» с Москвой в период диктатуры, а мемуары Судоплатова [108] Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М.: ТОО «Гея», 1996. С. 114–117; Судоплатов П. А. Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год. М., 2001. С. 114; Судоплатов П. А. Победа в тайной войне. 1941–1945 годы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. С. 106–115. не позволяют с достаточной точностью верифицировать факт сотрудничества президента Эстонии, главы Латвии или ее внешнеполитического ведомства с советской разведкой, планы Москвы по «замене» Улманиса на Мунтерса и т. п. Разве обманывал В. Мунтерс германских представителей, утверждая: дислокация латвийской армии свидетельствует, что « мы вообще никогда в военном отношении не ориентировались иначе, как только против Востока» ? [109] Цит. по: Bleiere D., Butulis I., Feldmanis I., Stranga A., Zunda A. Latvija Otrajā pasaules karā (1939–1945). Rīga, 2008. 17. lpp. Также остается открытым вопрос, почему Улманис еще до переворота 15 мая 1934 г., неоднократно занимая «разъездной» пост министра иностранных дел, с 1926 г. отказывался от приглашений посетить СССР.

Так или иначе, прогерманский крен во внешней политике Латвии и Литвы весной-летом 1939 г. неоспорим. Эстонский историк Магнус Ильмярв дает объяснение ориентации прибалтийских правительств на нацистский Рейх: « К 1939 г. в условиях международного кризиса в Европе Латвия и Литва, следуя за эстонским примером поиска убежища под прикрытием риторики нейтралитета, также стали придерживаться внешнеполитической ориентации, которая в наименьшей степени служила национальным интересам этих стран. Мотивируя это страхом ликвидации частной собственности большевистским Советским Союзом, правительства Эстонии, Латвии и Литвы возложили все свои надежды на нацистскую Германию, как наиболее мощного оппонента большевизма» . [110] Ильмярв М. Балтийские страны в 1939–1940 гг.: замыслы и возможности // Международный кризис 1939–1941 гг.: От советско-германских договоров 1939 года до нападения Германии на СССР. М., 2006. С. 276. Немецкий дипломат, начальник IV отдела МИД Германии В. фон Гундхер 6 июня 1939 г. в своей служебной записке, подчеркнув, что Берлин и Таллин связывают дружеские отношения даже в военной сфере, указывал на источник прогерманского «вдохновения» и латвийской дипломатии: « Под влиянием возросшей мощи Великой Германии примерно год назад Латвия также изменила свое отношение к Германии и сегодня проводит настоящую политику нейтралитета» . [111] Цит. по: Bleiere D., Butulis I., Feldmanis I., Stranga A., Zunda A. Latvija Otrajā pasaules karā… 17. lpp.

Скупая встречная лесть в адрес эстонской и латвийской дипломатий (за их выверенный с Берлином антисоветский «общий знаменатель») имела и оборотную сторону в отношении литовских соседей Германии – шантаж. 20 марта 1939 г. Германия потребовала от Литвы передать ей Клайпеду (Мемель) с прилегающей территорией. Шантаж увенчался успехом; 22 марта был подписан германо-литовский договор о передаче Клайпеды Рейху, согласно которому стороны брали на себя обязательство о неприменении силы друг против друга. Захват Клайпеды сопровождался демонстрацией военно-морской мощи Германии; Гитлер на линкоре «Дойчланд» отправился из Свинемюнде в Мемель, чтобы лично с триумфом посетить отнятый у Литвы город. Правительства Великобритании и Франции не оказали противодействия Берлину, хотя и относились к числу участников подписанной в 1924 г. в Париже конвенции, признававшей Клайпедский край составной частью Литвы. [112] Наумов А. О. Дипломатическая борьба в Европе накануне Второй мировой войны. История кризиса Версальской системы. М.: РОССПЭН, 2007. С. 370.