Сергей Парамонов - Откуда ты, Русь? Крах норманнской теории

Вот Игорь в плену, израненный, униженный, жизнь его в опасности, кажется чего больше, остается только молиться и летопись влагает в его уста тягчайшие укоры его самому себе: «нет, недостоин я жизни» и т. д.

«Слово» же молчит, молчит упорно. Мог ли христианин автор обойти подобные моменты молчанием? Нет, конечно, нет!

Вот Ярославна получила ужасное известие: муж ранен, в плену и, может быть, никогда не вернется, муж, которого она любит всей душой, с которым она не пожила и года. В неописуемой тоске, рано утром, она уходит от людей на уединенную стену Путивля и изливает всю свою душу в мольбе: к… солнцу, ветру и Днепру!

О Боге, христианском Боге, о Богородице, о святой Троице, о святых, о своей святой, святой Ёвфросинии – ни слова!..

Есть исследователи «Слова», до сих пор считающие, что оно христианское произведение, – трудно представить себе, что делает их глухими к железной логике. Если они религиозны, то не могут же они отрицать существования в прошлом и настоящем людей нерелигиозных.

Заметьте, далее, что ни разу и «Слове» христианский Бог, св. Троица, Богородица не являются органически вплетенными в канву событий и изложения, есть только крайне поверхностные и беглые упоминания (подробнее ниже) о них.

Не следует забывать также, что «Слово», излагая события, главным образом, вспоминая войны со времен еще Олега Тьмутороканского ни разу не говорит о борьбе за веру, за христианского Бога и т. д. Эта идея совершенно в «Слове» отсутствует, везде речь только о защите Русской земли. Напрасно некоторые в слове «поганый» видят синоним слова «язычник», – это не так, – оно означает прежде всего «дурной, скверный». Когда «Слово» говорит: «Стреляй, о государь, Кончака, поганого кощея!» – это не значит, что «стреляй язычника раба», а «поганого раба»! И уж совершенно белыми нитками пришито в конце «Слова» «здрави князи и дружина, поборая за христьяны на поганые полки» (788–790): за веру русичи не боролись, об этой, нет ни слова, и приписка в конце носит явно привносимой характер.

Хоть раз сказал Игорь или кто-то другой – «умрем за веру»? Не сказал никто, ибо веры-то не было (в представлении автора «Слова»).

Очень характерно также, что в идейной канве «Слова» совершенно отсутствует столь характерная для христианства идея, как грех и искупление. А события, как нарочно, подходили ко всему этому. На «Слово» молчит, упорно молчит об этом.

Итак, в основе, в идейной канве «Слова» христианство целиком отсутствует. Зато язычество налицо.

О Христе ни слова – зато упоминается Даждь-Бог, о св. Троице ни слова – зато есть Стрибог, Велес, словом, язычество явно доминирует.

Обратимся, однако, к упоминанию христианского характера, имеющегося в «Слове»:

1. «Святополк полелея отця своего… к святей Софии в Кыеве» (242).

Это беглое замечание о храме святой Софии в Киеве является только исторической подробностью: храм, упомянут здесь не в религиозных целях, а как место действия (подробности в дальнейшем).

2. «Тому и Полоцке позвониша заутреннюю рано у святые Софеи в колоколы». (612–614). И здесь церковь и звон колоколов упоминаются не как атрибуты религии, а только для того, чтобы указать на волшебные способности Всеслава переноситься из одной местности в другую (Полоцк – Киев) с необыкновенной быстротой.

Связи с собственно религией тут никакой. Церковь и звон колоколов служат здесь как указатели места и скорости действия.

3. «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду, суда Божия не минути!» (620–622). Приведена поговорка тогдашнего времени, приписываемая автором «Слова» Бояну. Указание на Бога здесь в очень общей форме и только весьма косвенные данные позволяют думать, что речь идет о христианском Боге, а не о Боге в более общем понятии, применимом к каждой религии. Употребление ходячей христианской поговорки, не говорит еще о принадлежности автора к этой религии.

4. «Игореви князю Бог путь кажеть»… (682). И здесь бог может мыслиться в более общей форме безотносительно к христианской религии. И кроме того место это весьма подозрительно по аутентичности. В самом деле: в самой основе произведения христианства нет вовсе, а в третьестепенных мелочах оно вдруг выплывает. Логики никакой, если мы примем, что эти мелочи писал певец, но если мы предположим, что писал монах, хотевший придать более христианский оттенок «Слову», – то все становится понятным.

На коренную переработку «Слова» переписчик не решался, но подкрасить «Слово» в христианский оттенок он счел нужным и возможным.

5. «Игорь едеть по Боричеву к святей Богородици Пирогощей» (779–181). И здесь опять-таки приводится голый факт, весьма вероятный и, должно быть, исторически верный. Однако и здесь чувствуется чужая рука. В устах певца эта фраза была бы уместна, если бы он описал беду Игоря, его молитву к Богородице и затем благодарственный молебен Ей. А на самом деде получился благодарственный молебен Богородице, которую, согласно «Слову», Игорь и не просил о спасении! Кроме того было сказано, что «Бог путь кажеть» (не Богородица). Эта неувязка ясно показывает, что к «Слову» приложилась и чужая рука.

6. «Здрави князи и дружина, поборая за христьяны на поганые полкы» (788–790). И эта короткая вставка весьма возможно, почта наверное, принадлежит не автору «Слова». Ведь здравица и слава князьям (и притом поименная) уже была провозглашена перед этим отрывком, а, затем еще повторяется за ним. Совершенно очевидно, что переписчик просто вписал фразу с христианской направленностью в конец произведения, чтобы кончить «Слово» соответствующим образом.

7. «Князем слава, а дружине. Аминь» (790–792). Этот заключительный «аминь» был в оригинале «Слова» настолько привносным, что даже издатели «Слова» в 1800 г. и русском переводе его опустили.

Ведь всякое окончание дела сопровождалось в устах духовного лица непременным «аминь». А уж переписчиком, конечно, был монах.

Итак, христианство в «Слове» отсутствует, а тот слабый поверхностный налет его, который имеется, принадлежит почти наверное переписчику.

Переходим теперь к рассмотрению языческого элемента в «Слове». Мы находим здесь прежде всего упоминание языческих богов: Даждь-Бога, Стрибога, Велеса, Хорса, Дива.

Русичи считаются внуками Даждь-Бога, Боян внуком пастушьего бога – Велеса, ветры – Стрибожьими внуками.

Находят себе отражение здесь также и языческие верования и обряды; плач и вопление по покойникам, метание жара из рога, надгробные причитания.

Особенно ярко выражено анимистическое миропонимание автора «Слова» в беседе Игоря с Донцом и в плаче Ярославны. Вся природа в понимании автора «Слова» живет, река говорит, птицы понимают, как нужно помочь Игорю и т. д.

Можно сказать наверное, что если певец был формально, по обязанности, христианином, то в душе он оставался убежденным язычникам. Если бы беда неожиданно свалилась на голову, то он, конечно, взывал бы к солнцу и ветру, но не к св. Троице или Богородице.