Альвин Каспари - Покоренный Кавказ (сборник)

Во времена Шамиля были открыты в окрестностях горы Хонотля, близ Дарго, залежи серебро-свинцовой руды, но Шамиль запретил разработку, боясь, что народ, имея собственное серебро, станет приобретать у русских массу ненужных вещей и спартанский образ жизни изменится к худшему.

Таким образом, те продукты, которые могли бы поднять местное благосостояние, оставались в земле, верхний же слой был очень скуден и едва мог пропитать даже невзыскательного горца. Лесов в Дагестане тоже немного, и знаменитые ичкерийские дебри в настоящее время сильно поредели.

В общем, это – дикая и неприглядная страна, где существование едва возможно, и потому вполне понятно, что лезгины и чеченцы, искони населявшие ее, предпочитали наживаться грабежом. Их соседи, жившие на плоскости, как, например, кумыки, ногайцы, кабардинцы, а в позднейшие времена русские казаки, жили хорошо и богато, владели табунами, стадами, виноградниками, садами и полями и постоянно мозолили глаза нищего горца, у которого, кроме оружия, коня и жалкой сакли, сложенной из плитняка, ничего не было.

Горец, отправляясь в набег, ничего не терял, но мог многое приобрести и никогда не задумывался над вопросом, имеет ли он право грабить или нет. Его право формулировалось и выражалось в кинжале, винтовке и неприступности горных ущелий.

Таким образом, на почве необеспеченности и голодовок, вследствие бедности страны, в течение столетий выработались разбойничьи наклонности горца. Набеги требовали осмотрительности, отваги, быстрого соображения, сметки, находчивости, ловкости, неприхотливости, и все эти качества развились у горца в высшей степени. Постоянные странствования и шатания из края в край явились отчасти причиной возникновения обычая гостеприимства и обычая братания случайных дорожных спутников.

Дорожный товарищ – брат родной, говорит горская пословица.

Это братство было настолько сильно, что в случае убийства одного из путников другой должен был мстить убийце и преследовать его; впрочем, эта обязанность продолжалась только сутки и, если убийца успевал скрыться, то на следующий день обязанности мстителя кончались, и если убийца захотел бы ехать с ним, то делался «дорожным братом».

Домашняя жизнь горца проходила в полной праздности: в чистке оружия, в пустячной болтовне с соседями, в случайных пиршествах по случаю каких-нибудь торжеств, до которых каждый горец большой охотник, или в слушании песен, сказок или рассказов разных бродяг. Все хозяйство лежало исключительно на женщине, положение которой было сведено до степени домашнего животного. Горец смотрел на жену как на полезное домашнее животное, но никогда не снисходил до ласки или до разговора с нею. Даже наедине с нею он обращался к ней в случае приказания в неопределенном лице: «Готов ли обед?», «Следует вычистить лошадь» и проч. Горец никогда не позволит себе приласкать собственных детей и ведет себя как будто у него нет семьи. Спросить горца о здоровье жены и семейства – значит нанести ему оскорбление. В горских песнях чаще воспеваются верный конь и гибкая шашка, чем черные очи красавицы. Впрочем, девушки до замужества пользуются большой свободой, а замужние, выдержав несколько лет деспотизм мужа и родив нескольких детей, особенно мальчиков, начинали пользоваться уважением и приобретали в семье право голоса.

Здесь мы встречаемся с теми формами семейной жизни, которые всегда имели место у дикарей, особенно восточного происхождения, со всеми их отрицательными сторонами.

Характер каждого горца складывался под давлением семейного режима и под влиянием разбойничьих рассказов и воспитывался в духе полной ненависти ко всему окружающему его узкий мир. Себя горец считает всегда центром всего, свои желания и капризы законными, желания же окружающих совершенно игнорирует. Непомерные важничанье и хвастливость дополняют отрицательные стороны его характера.

Но у него есть, впрочем, и положительные черты: верность обычаям, данному слову (но только не по отношению к неприятелю), безумная отвага, полное пренебрежение жизнью, когда это нужно, и страстная любовь к родине, как бы последняя ни была жалка и бесплодна. Горец без гор, без своих диких ущелий и бушующих потоков – это рыба без воды. В любви к своим насиженным гнездам кавказские горцы превзошли всех. Интересен, между прочим, следующий факт. На севере Кутаисской губернии, у подножия Эльбруса, находится небольшой кусок земли, носящий название Верхней Сванетии; более дикого и неприветливого уголка не найти даже в Дагестане. Достаточно сказать, что сообщение Сванетии с остальным миром возможно через единственный, существующий там Аатнарский перевал, да и то в течение двух летних месяцев, в остальное время года она отрезана совершенно от соседей. Русское правительство не раз предлагало сванетам переселиться на берега Черного моря, отводило им земли, обещало выстроить дома, но ни один, буквально ни один, сванет не мог решиться оставить свою дикую родину, где находятся могилы отцов, дедов и прадедов.

Всех горцев можно разделить на две большие группы: западную и восточную. В первую входят абхазы, черкесы, кабардинцы, сванеты, шапсуги, осетины, кистины и кое-какие мелкие племена, сплотившиеся в отдельные общества. Во время борьбы за обладание Кавказом с этой группой было сравнительно нетрудно справиться, хотя по годам Западный Кавказ покорен позднее (1864 г.), а Восточный раньше (1859 г.) Эта сравнительная легкость объясняется, во-первых, тем, что некоторые народы, как, например, осетины, маловоинственны, а черкесы были сравнительно цивилизованы и потому не противились так русскому влиянию, как восточные дикари, кругозор которых был сильно сужен. Кроме того, Западный Кавказ, как имевший доступ к Черному морю, имел сношения с внешним миром и в очень древние времена, а потому местные обычаи и воззрения не могли так вкорениться в души этих горцев, как вкоренились они в их восточных соседей. Немалое значение имело, конечно, и сравнительное плодородие страны. Абхазия – в земледельческом отношении благодатная страна, да и земли черкесов и осетин, особенно на северных пологих скатах Кавказского хребта, давали возможность населению жить честным трудом, и только те части этих племен, которым приходилось жить в самых глубоких дебрях у подножия Эльбруса и по хребту до самого Казбека, обратились в настоящих разбойников; однако они являлись таковыми не только с точки зрения русских, но и своих родичей, живших при лучших условиях и старавшихся ладить со своим могучим северным соседом.

Наконец, еще более важным фактором при покорении Западного Кавказа было то, что мусульманство, проникшее сюда только в XVII и XVIII веках из Турции, не имело того нетерпимого фанатического характера, какой выработался на Востоке. Это очень понятно: турецкий исламизм при столкновениях с Европой утратил много резких черт, во многом пошел на уступки и компромиссы и вообще значительно смягчился. Попав в таком виде на Западный Кавказ, он был принят как наиболее удобная религия, но никогда не служил, по крайней мере в больших размерах, поводом к войне и этим самым резко разнился от восточного ислама с его нетерпимостью и 72 сектами, постоянно враждовавшими друг с другом и бывшими причиной многих междоусобных войн в Аравии, Персии и Закаспийском крае.