Дементий Климентьев - Новый и Третий Рим. Византийские мотивы России

– Прежде бо възре и поклонися и притече и любезно целова и знаменася крыжом Лятьскым, и по сих прииде къ святымъ крестамъ православиа. Последоваше же и провожаше и чтяше крыж Латыньскы и иде с ними до костеля, сиреч до церкви их, а о святых крестех православиа небрежаше, ни провожаше. Еще не дошед Рима, таковая богоотступиаа делаше (Первым делом взирал, поклонялся, подходил, с любовью целовал и творил крестное знамение крестом польским, а потом уж подходил к святым крестам православным. Следовал, провожал и чтил крест латинский и шел с ним до костела, то есть до храма их, а о святых крестах православных не заботился и не вспоминал. Еще и до Рима не добрался, а уж занялся богоотступничеством), – с миной презрения на молодом лице рассказывал своему ближнему боярину о митрополите Сидоре князь Василий Серпуховской.

– И по сих прииде Сидор въ область Римскую, в град нарицаемыи Ферару. И тако сретоша его людеи множество зело с великою честию, славы ради имени Великого князя Василья Васильевича всеа Руси. По малех днех начаша зборовати тамо. Первое снидошася на соборъ месяца сентемрия. Вниде папа Еугении в костель, с ним же арцибискупи и бискупи Латынстии и сташа на левои стране. Царю же Ивану и патриарху бывшу на деснои стране на престоле (И добрался Исидор до Римской области до города, называемого Феррара. И встречало его множество людей с великою честью, ибо прославлен Великий князь всея Руси Василий Васильевич. Вскоре стал заседать и собор. Открылся он в сентябре. Вошел папа Евгений в костел, с ним же архиепископы и епископы латинские, и стали они на левой стороне. Царь же Иоанн [2] Царь Иоанн – византийский император Иоанн VIII Палеолог (1425–1448). и патриарх были на правой стороне на престоле), – с довольством рассказывал своим младшим братьям Митрию и Семену боярин Иван Ряполовский.

Братья-князья Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный тихонько перешептывались промеж собою.

– Уже ли во истину подписаша Сидоръ-митрофолитъ и патриархъ Иосифъ, да царь греческии Иоаннъ шертную грамоту с латыняне? – спрашивал Шемяка у Дмитрия Красного.

– Не иначе. И азъ бы подписалъ. Яко же не подписати, понеже турки царя Ивана и Цареградъ имуще держати за выю (Не иначе. И я бы подписал. Как не подписать, ведь турки взяли царя Иоанна и Константинополь за горло), – тихо отвечал старший брат младшему.

– Чему же быти ноне, брате? – спрашивал Иван Можайский у Михаила Верейского.

– Еже ли правда есть, яко подписаша Сидоръ хартию с латыняне, то быти отныне вольныя Русския Церкви, без патриархи Цареградския и без поставления патриаршего, – отвечал Михаил.

А по левую сторону от солеи и алтарной преграды стояли жены, сестры и матери князей и вящших бояр с малыми детьми на руках. Детишки, что постарше, держались за подолы длинных, пестрых юбок и сарафанов, закрывавших каблуки женских сапожков. Великий князь Василий частенько поглядывал туда, и когда видел там свою жену с младенцем на руках, то взгляд его теплел, и в сердце рождалось чувство внутренней гордости. Жена его Мария Ярославна родила ему совсем недавно – на исходе января – второго наследника-сына. Того уже успели окрестить и нарекли в крещении Иоанном, в честь прадеда князя Иоанна Доброго и прапрадеда Иоанна Калиты. За подол Марии держался старший сынок Василия – Юрий. Тот уже и говорить умел хорошо и даже мурлыкал что-то во время богослужения. Ему уже было два с половиной года. Про себя же мыслил Василий Васильевич, что пусть-де знают все многочисленные братья-князья – Великий стол [3] Стол (славянск.) – престол. перейдет его сыновьям. Младенец же Иван пускал пузыри, щурил глазенки от бликов яркого света, издавал своим беззубым ртом какие-то нечленораздельные, но веселые звуки, словно подпевал митрополичьему хору.

А служба шла своим чередом. И вот, наконец, на солею из алтаря вышел митрополит Исидор. Все присутствовавшие в храме и вне храма давно ждали этой минуты. Приученная к богослужебному порядку паства не сразу, но довольно быстро затихла в соборе и даже на Соборной площади. Слышно было только редкое пение петухов, лай собак да ржание коней. Благословив власти, народ и воинство, митрополит начал проповедь. В тот час и прозвучали из уст Исидора возмутившие, определившие, отметившие всю российскую историю слова:

– В первых помяни, Господи, папу Римского. Да дерзаемъ братие, соединити православие с латынствомъ, дабы совкупити ся во Христе Бозе! Яко соединили есмь на святемъ соборе въсточныя церкви и западныя!

После этих слов в храме начался ропот, переросший в громкий шум, а следом духовенство в ужасе услышало негодование паствы. Великий князь и все его окружение с суровыми лицами и очами полными гнева молча взирали на митрополита. Исидор, поняв, что случилось непоправимое, поспешил удалиться в алтарь. Далее служба шла без его участия и закончилась кое-как.

А на Соборной площади волновался черный люд. Говорили, что в конце февраля «прииде из Рима Сидоръ митрополит» и «глаголаху латынские словесы и ереси». Не знал простой народ, что митрополит Исидор – ставленник Константинопольского патриарха Иосифа – вместе с самим патриархом и его клиром, вместе с императором Иоанном VIII Палеологом принял участие в латинском Ферраро-Флорентийском соборе. Там и подписались они под унией с католиками, признав filioque и главенство папы римского над всем православным миром. Из многочисленной православной делегации, принявшей участие в работе собора, не подписались под унией только греческий митрополит Марк Евгеник Эфесский, его немногочисленные сторонники и представители русского священства. Делегаты духовенства Грузии, Валахии и Трапезунда тайно сбежали с собора еще до составления соглашения. Но митрополит московский, он же – кардинал римской курии грек Исидор, глава и единственный из русской делегации подписался под униатской хартией. А на следующий день после той литургии в Успенском соборе митрополит Исидор был заключен под стражу в Чудов монастырь и отлучен от богослужения, проповеди и общения с паствой.

С того дня Русская православная церковь пошла путем самостоятельного автокефального устроения (независимо от Константинопольского патриархата). Теперь русскому духовенству предстояло самому на поместном соборе избрать и рукоположить митрополита – первоиерарха Русской православной церкви.

Вскоре низложенный Исидор бежал из заточения. Нашлись «добрые люди», помогли. Осенью того же 1440 года в своем удельном Галиче умирал князь Дмитрий Юрьевич Красный. Его смерть после долгого летаргического сна поразила всех знавших о ней мистическим ужасом. Что снилось князю Дмитрию в том страшном, предсмертном сне, уводившем в загробный мир без соборования, причастия и покаяния? Может быть, видел он в том мрачном сновидении трагический для всей Московской Росии день 5 декабря 1437 года. Той осенью через южный рубеж Великорусских земель прорвалась орда хана Улу-Мухаммеда – одного из главных претендентов на верховную власть в Большой Орде. Огненным потоком покатилась татарская рать к Москве. Великий князь Василий, предупрежденный заранее, двинул против Улу-Мухаммеда четырехтысячное конное войско. Русская конница встретила татар за Окой, под Белевом. Но силы оказались неравны. Татарская рать более чем вдвое превосходила русских. В жестокой кровавой сече русские полки потеряли девять воевод «и иных многое множество». Насмерть дрались москвичи. Но двоюродные братья Великого князя во главе своих полков не проявили мужества в Белевской сече.