М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой

Очевидно, что возвращение всех островов Архипелагского княжества Османской империи по условиям Кючук-Кайнарджийского мира стало для рыбацкой Аузы не меньшим сюрпризом, чем появление в ее бухте российского флота в 1770 г. [724]. Понимая, что уход эскадры может вызвать панические настроения в Аузе и на прочих островах, российское командование не спешило оповестить жителей о своем отбытии. 23 июля 1774 г. А.Г. Орлов писал из Ливорно в Архипелаг А.В. Елманову, что готовиться к отплытию из Аузы следует, не разглашая об этом грекам, «а все излишние вещи можете теперь на пинках и других судах присылать в здешния ливорнския магазейны, толко чтоб с осторожностью, чтоб неприметно было греческим обывателям» [725]. Едва ли аузские жители не испытали чувства горечи, не зная, что их ожидает по возвращении османского правления. А когда жителям островов, отличившимся на службе русским, было, наконец, объявлено об условиях мира и даже предложено переселиться в Российскую империю, то они, пожалуй, имели все основания сомневаться в своих грядущих перспективах на новом месте [726].

Военная база в Аузе, родившаяся в течение одной зимы 1770-1771 гг. и строившаяся до начала 1774 г., оказалась весьма примечательным сооружением, остатки которого различимы и поныне. Недаром об укреплениях Аузы восторженные наблюдатели писали как о «втором Кронштадте» [727]и сразу после ухода российского флота из Аузы подробный план этих укреплений был составлен французами и вышел в знаменитом труде графа Шуазеля-Гуффье. Шуазель-Гуффье наблюдал в Аузе в 1776 г.: «Все, что построено русскими, еще существует. Многочисленные батареи для защиты входа в бухту они расположили по правую сторону от порта и на рифах, чтобы огонь перекрывал пространство вместе с первыми батареями. Этого огня было бы более чем достаточно, чтобы поразить турецкие корабли, однако превосходная артиллерия стала почти бесполезной из-за медлительности, с которой она служит. На возвышении, которое закрывает порт с северо-запада, и около батареи, о которой я говорил, была мачта, служившая, чтобы сигналить судам, которые было видно издалека. На берегу были магазины, кузницы и судоремонтные мастерские. Именно в этой части стояли на якоре большинство кораблей эскадры. И сейчас она загромождена каркасами нескольких судов, которые были не в состоянии служить русским в момент их ухода, они были оставлены или потоплены… Между этой частью и деревней Наусса находятся две скалы. На одной были два хороших пороховых склада, на другой – дом адмирала Свиридова [728], который был командующим.

Деревня Наусса очень мала, но там построили большие казармы, в которых размещались 4000 русских регулярных войск, 1000 матросов, 12000 албанцев, и 3000 греков [729]».

Архипелагское княжество всю свою недолгую жизнь находилось в состоянии войны, и российские военные вместе с нерегулярным «албанским» войском оказывались в постоянном движении, участвуя в военных операциях (обычно летних) или круглогодичном крейсировании (о военных действиях и крейсировании см. гл. 4).

Исключение делалось только для судов, требовавших ремонта. Ремонт изъеденных «червями» [730]и разрушающихся корпусов требовал и умения, и значительных запасов корабельного леса, которого не хватало на островах Архипелагского княжества (корабельный лес имелся на о. Тассос, но этот остров так и не стал «российским»). Адмиралтейство на Паросе едва ли могло справиться со всей ремонтной работой (напомним, что починить корабль «Св. Ианнуарий» (Януарий) в 1774-1775 гг. на Паросе так и не успели). Потому-то важной базой для ремонта судов стала Мальта. Как сообщалось, с 25 января по 4 апреля 1771 г. мальтийцы при благосклонном согласии магистра ордена Ф.-Э. Пинто починили корабль «Ростислав» капитана Лупандина [731], а с 31 декабря 1771 г. по конец ноября 1772 г. отремонтировали корабль «Саратов», принимать который на Мальту приезжали А.Г. Орлов и С.К. Грейг [732]. Описание одиннадцатимесячного пребывания на Мальте команды корабля «Саратов» (кап. Булгаков) содержится в Журнале инженер-поручика Георга Келхена [733].

Без сомнения, все время пребывания русских в Архипелаге не прекращалась и разведывательная деятельность российских эмиссаров. Продолжала создаваться резидентура на Балканском побережье, посылались эмиссары к мятежным османским правителям (об этом см. главу 9). Член константинопольской миссии С.Л. Лашкарев, выполнявший в 1772 г. секретные поручения П.А. Румянцева к А.Г. Орлову, некоторое время тайно находился на о. Негропонт/Эвбея, бывшим под османской властью [734]. Очевидно, что и Сергей Плещеев посещал Ближний Восток не только с целью поклониться Святой Земле (его поездка в Назарет и Кану Галилейскую скорее сопутствовала выполнению основной разведывательной миссии), и поручик Преображенского полка Максимилиан (Магнус) Баумгартен вступил в переговоры с шейхом Захиром в 1773 г. не только потому, что «болезнь» задержала его у берегов Палестины (см. также главу 8).

Будни и праздники Архипелагского княжества способствовали созданию атмосферы космополитизма , надолго запомнившейся ее участникам. В экспедиции были представлены едва ли не все части Европы: командующие были русскими (Орлов, Спиридов, Елманов), британцами (Грейг, Эльфинстон), датчанами (Арф), в чине офицеров служили англичане [735], датчане [736], прибалтийские «немцы» [737], пруссаки, греки, итальянцы, сербы, мальтийцы [738]и др., на российскую службу выражали желание поступить даже евреи из Солоник [739]. И ранее, конечно, в российской армии и на флоте сражались рядом с русскими иностранцы, искавшие свою фортуну, но никогда ранее армия и флот не действовали в таком отдалении от своих границ, где иноземцы на российской службе были зачастую значительно ближе к своему дому, чем русские.

В периоды перемирий российская сторона нередко вступала в тесные контакты и с «врагами» – турками. В июне 1772 г. Спиридов жаловался Елманову на то, что прибывший с бумагами о перемирии турок Мустафа-бей надолго задержался при российском флоте в ожидании А.Г. Орлова: «господин турак Мустафа бей с ево свитою и людьми, которых всех до 170 человек, очень убыточен, ибо за все про все на нашем удовольствии, а дела до прибытия графскаго ничего нет, что та впредь получим, даруй Боже, чтоб граф поскорея сюда приехал…» [740]. Капитан С. Хметевский в своем Журнале нередко ссылался на мирные беседы с некогда возглавлявшим оборону Лемноса Гассан-огой вспоминал о том, что в декабре 1773 капудан-паша не только разрешил Грейгу закупать для российского флота на Тенедосе продукты, но и сам прислал в подарок «несколько быков, кур и зелени».

Хметевский описывал предупредительность «губернатора Тенедоса», который так опасался, чтобы не потревожили ночевавших у него Грейга и российских офицеров, что «во всю ночь не спал, ходя несколько раз, наших осматривал, спокойно ли спят», наконец с гордостью русский капитан Хметевский сообщал, что капитану турецкой (!) полугалеры Гасану Алжерино он показывал свой корабль и тот отдал «великую честь… порядку российских кораблей» [741]. Известно, что в свите А.Г. Орлова в Италии находился пленный офицер турецкой армии. Нашумела также история захвата в качестве приза судами эскадры семьи турецкого сановника; восхищенный красотой девочки – дочери сановника, Орлов приказал отправить семью в Константинополь на судне нейтрального государства [742].