Коллектив авторов - Новейшая история стран Азии и Африки. XX век. 1945–2000. Часть 2

В основном, население городов увеличивалось за счет мигрантов из деревень, преимущественно разорившихся бедных крестьян, которые и в городе, как правило, не находили работы, ибо процесс распада традиционных сельских структур и коллективов обгонял процесс становления современных новых отраслей экономики. Этим отраслям и не требовалось так много свободной рабочей силы, к тому же – неквалифицированной. Наплыв сельских мигрантов в города поэтому, сливаясь с разорением и обнищанием коренных горожан (ремесленников, мелких торговцев, потерявших работу наемных работников), приводил к разрастанию городского «дна», т. е. низших слоев горожан-люмпенов и пауперов. Даже тем из них, кто не потерял надежду вернуть себе прежнее положение и не утратил профессиональных трудовых навыков, было почти невозможно возродиться к новой жизни.

Экономика Востока в течение всего второго полустолетия XX в. никак не могла стать на ноги ввиду ее постоянного обескровливания. Довольно быстро почти у всех молодых государств Востока образовалась колоссальная задолженность либо бывшим метрополиям, либо крупным международным банкам, либо государствам-кредиторам (Японии, Тайваню, США и другим). Наращивавшиеся с каждым годом грабительские проценты все более отдаляли перспективу освобождения от долговой кабалы. В большинстве стран Востока постоянная нехватка капиталов (их было вообще мало, да и выгоднее было их инвестировать в экономику развитых стран), ресурсов (которые было более прибыльно продать) и квалифицированной рабочей силы (ее проще было импортировать, чем обучить) не давала возможности развернуть ускоренное экономическое развитие. Ввиду этого лишь отдельные группы и элементы населения (в основном – эмигранты в Западную Европу и Северную Америку) могли вырваться из состояния отсталости и приобщиться обычно – при участии иностранного капитала или в рамках госсектора, к модернизации и даже «вестернизации». Уделом же основной массы оставались безработица, нищета и полная бесперспективность. По разным данным, пауперы и люмпены, а также прочие социальные низы (главным образом городские) составляли в 1960—1980-х годах от 20 % до 40 % населения Азии, Африки и Латинской Америки. Образовав мощный (от 1/5 до трети всех горожан) пласт городского населения афро-азиатского мира, пауперы и люмпены не столько были под влиянием более высокоразвитых классов и слоев (кадрового пролетариата, интеллигенции), сколько сливались воедино с другими обездоленными группами – беднейшими ремесленниками, наиболее низкооплачиваемыми служащими, неквалифицированными рабочими. Всем им, вместе взятым, были свойственны отчаяние, озлобление и склонность к крайним формам социального протеста.

Это имело самые важные последствия для жизни Востока. Во-первых, низшие слои города давили снизу на всю социальную пирамиду, искажая нормальные отношения между ее «этажами», т. е. классами и слоями, размещавшимися на разных ступенях социальной иерархии. Во-вторых, городские низы составили основу всех массовых экстремистских движений второй половины века. Достаточно привести в качестве примера события 1978–1979 гг. в Иране, где только в крупных городах тогда насчитывалось до 1,5 млн. маргиналов (т. е. лиц, выброшенных из экономической, социальной, иногда – просто из более или менее человеческой жизни). Именно они составили базу «исламской революции» Хомейни, изгнавшей шаха и учредившей в Иране исламскую республику. В Египте, где даже в столице сельские мигранты, в основном ставшие городскими маргиналами, составили в 1970-е годы более половины (56 %) жителей, они образовали обширную питательную среду религиозного экстремизма, остающегося именно поэтому важнейшим фактором социальной жизни.

В середине XX в. маргиналы были также основой левого экстремизма, анархизма, троцкизма, коммунизма, преимущественно – в форме маоизма. Их влияние было значительным, естественно, в Китае и в основной массе хуацяо, среди таких угнетенных народов, как палестинцы и курды, среди некоторых фракций турецкой и иранской оппозиции, а также – по всей Юго-Восточной Азии. Однако после разгрома в 1965 г. крупнейшей в ЮВА компартии Индонезии и отхода от лево-экстремистов основной части хуацяо в Малайзии, Таиланде, на Филиппинах и в странах Индокитая, после ослабления в ходе многочисленных расколов комдвижения в Индии маргиналы в основном сменили ориентацию и перешли от лево-экстремизма к реакционному консерватизму, преимущественно – религиозного характера. Начиная с конца 1970-х и начала 1980-х годов они стали главной опорой исламских фундаменталистов Ирана, Сирии, Ливана, Бангладеш, Турции, Туниса, Алжира и других стран.

Конечно, кроме формирования монополий, ФБК и разных групп бюрократического капитала, а также помимо разорения и обнищания, порождавших маргинализацию восточного общества, афро-азиатский мир переживал и другие социальные процессы. В частности, отмечался рост наемного труда. В 1970—1990-е годы уже до 40–50 % жителей Востока работали по найму. К началу 1990-х годов только в Азии насчитывалось 190 млн. наемных работников (до 30 % самодеятельного населения), в том числе – около 50 млн. рабочих в промышленности, строительстве и на транспорте. Однако на 20–30 % они были заняты на мельчайших предприятиях неформального (т. е. неорганизованного, нецензового) сектора и представляли собой нефабричный, т. е. малоквалифицированный, низкооплачиваемый пролетариат, в социальном отношении более близкий к маргиналам, нежели к своим братьям по классу. Лишь 25–34 % (в зависимости от конкретной страны) промышленных рабочих были квалифицированными профессионалами. Но эта своеобразная верхушка рабочего класса весьма дорожила своим положением и высокой оплатой, как правило, не выступая поэтому против работодателя (государства или частного предпринимателя, не важно – иностранного или «своего»). Так что было бы неверно считать рабочий класс и рабочее движение на Востоке второй половины XX в. единой и самостоятельной общественной силой. Рабочие низы были скорее наиболее активной частью маргиналов и руководствовались в своих совместных с ними выступлениях (когда они были) не столько классовыми, сколько общенациональными, религиозными, этнообщинными, кастовыми (в Индии и сопредельных странах) и прочими «непролетарскими» соображениями. А рабочие верхи, как правило, стремились к социальному консенсусу, к соглашению с государством и частным капиталом, во многом занимая позицию не пролетариата, а средних слоев, к каковым они, в конкретных условиях восточного общества фактически и принадлежали и по уровню доходов, и по уровню культуры (в том числе – по степени модернизированности), и по реальному положению.