Коллектив авторов - Новейшая история стран Азии и Африки. XX век. 1945–2000. Часть 2

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что распад СССР открыл новые пути и возможности для модернизации российского Востока, как и восточных республик СНГ. Ясно, что Центральная Азия и Кавказ сохранят связи с Россией, но будут испытывать не меньшее воздействие Турции, Ирана, Китая, Японии, Южной Кореи, уже сейчас имеющих там определенные позиции в сфере экономики и культуры. Нельзя исключить и обратного влияния Центральной Азии и Кавказа на Иран и Афганистан, учитывая расселение азербайджанцев, туркменов, узбеков, таджиков по обе стороны проходящих в регионе границ. Новая Россия, возвращаясь на Восток уже в ином качестве, еще скажет свое слово и определит свое место на перманентно меняющемся Востоке, где «русский фактор» всегда был важной составляющей общей ситуации.

Вторая половина столетия была отмечена резким убыстрением социального развития стран Востока. Речь шла не только о зарождении новых социальных слоев, классов, прослоек и категорий, но и об изменении качества самого общества. Печать модернизации и даже «вестернизации» все более отчетливо определяла социальный облик Востока, тем не менее оставшийся пестрым и многообразным. Если можно себе представить западное общество в виде образца геометрически правильных форм и четких прямых линий, то восточное общество напоминает скорее сложный и прихотливый орнамент с асимметричностью и внешней алогичностью разнотипных узоров. Поэтому, наряду со все более часто встречающимся в социальных структурах Востока, особенно в конце XX в., западно-восточным синкретизмом, сохраняется и безусловное различие между обществами Запада и Востока, причем – не только в культурно-цивилизационном измерении.

Оставаясь многоукладным, пестрым и многообразным в социальном отношении, восточное общество качественно менялось. В его составе увеличивалась доля современных, модернизированных структур и соответственно уменьшалась доля традиционных, архаичных. Модернизация любого восточного социума (сельской общины, региона или землячества, города или отдельного его квартала, этноконфессии или входящего в нее религиозного братства) шла либо через «капитализацию», т. е. развитие частного предпринимательства и рынка, либо через насаждение государством «сверху» более современных методов хозяйствования, политической и производственной культуры, новейшей технологии и организации труда. Обычно сочетались оба канала модернизации. Но первый преобладал там, где инициатива принадлежала иностранному капиталу (почти во всех колониях или бывших колониях) или где успел заявить о себе национальный капитал (например, в Индии, Турции, Египте до 1952 г. и после 1970 г.). Второй канал имел преимущество в странах с военными или революционными режимами, в частности, в Бирме, Индонезии, Египте 1952–1970 гг., Сирии). Но и во втором случае огосударствление экономики всегда было неполным и объективно преследовало цель защищать слабую национальную экономику от внешних конкурентов, дав крышу и помощь местному предпринимательству, находившемуся в трудной стадии становления.

Капитализм на Востоке стал развиваться во второй половине XX в. намного быстрее, чем в первой. Но шло это развитие разными путями и потоками, принимало разные формы и питалось из разных источников. Оно привело примерно в 1970—1980-х годах к образованию нескольких капиталистических укладов. Из них важнейшим следует признать монополистический капитализм, представленный предприятиями транснациональных корпораций (ТНК) – наиболее крупными и современными, оснащенными новейшей техникой и непрерывно усваивающими самую передовую технологию, использующими самую квалифицированную и высокооплачиваемую рабочую силу. Однако господство ТНК ограничивалось в основном наиболее прибыльными (например, нефтедобывающими) или технически авангардными (например, электронными) отраслями. Кроме того, и в этих отраслях их стали теснить национальные монополии государств Востока, наиболее характерные вначале для Японии, Индии, Египта, Южной Кореи.

Южнокорейские «чеболи», т. е. монополии семейно-кланового типа, стали возникать уже в 1950-е годы. В 1980 г. полсотни «чеболей» давали до 10 % ВВП страны, а в 1990 г. – до 16 %. Объем их продаж тогда составил 130 млрд. долларов, причем 60 % этой суммы пришлось на 5 «чеболей» во главе со знаменитым Самсунгом, крупнейшим концерном в сфере электронной, тяжелой и нефтехимической промышленности. Его владелец Ли Кун Хи за счет постоянного внедрения новейших научно-технических достижений добивался роста производительности труда в отдельные годы на 25–27 %, неуклонно наращивая объемы производства и продаж, а также создавая свои филиалы за пределами страны. В частности, сборку телевизоров осуществляют его предприятия в 20 странах, включая Словакию. Концерн Дэу, уступая Самсунгу по объему продаж (26 млрд. долларов против 49 млрд. в 1991 г.), охватил более широкий круг отраслей, включая машиностроение и автостроение. Его продукция теснит продукцию известных японских «дзайбацу» (монополистических трестов) на рынках самой Японии! Кстати, все «чеболи», сотрудничая и с «дзайбацу», и с западными ТНК, постоянно стремятся занять второе после японцев место. В 1995 г. из 100 крупнейших компаний Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), наряду с американскими и японскими было 6 южнокорейских, но 13 – тайваньских. Тайвань благодаря своим банкирам, судовладельцам и коммерсантам стал вторым после Японии крупнейшим кредитором в мире. Он является крупнейшим инвестором практически во всех странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.

В Индии буржуазия, пожалуй, первой на Востоке достигла стадии монополистического капитала. Межкорпоративные инвестиции, переплетение интересов различных фирм, власть «контролирующих семей» над множеством предприятий самого разного профиля превратили элиту индийской буржуазии в своеобразного «коллективного монополиста». Уже в 1960-е годы в экономике страны ведущее место заняли 75 монополистических групп во главе с богатейшими семействами Таты, Бирлы, Мафатлала, Тхапара, сохранившими и даже усилившими свои позиции к 1990-м годам. Семи из этих групп принадлежали 3/4 индийских инвестиций за рубежом, в том числе 40 % из них – группе Бирлы, заграничные активы которой превышали ее активы в Индии. Таким образом, деятельность монополий Индии, так же как японских монополий или корейских чеболей, имела международный характер, распространившись от Бирмы и Малайзии до Африки. В то же время есть примеры активности египетских монополистов (в частности, Османа Ахмеда Османа) в Индии и Юго-Восточной Азии. Монополии Индии связаны и с западными ТНК: в лидировавшей в 1993–1996 годах компании страны «Хиндустан Левер» 51 % акций – у англо-голландской ТНК «Юнилевер». Вместе с тем индийские монополии теснили везде на Востоке своих конкурентов за счет дешевизны рабочей силы, оплата которой в 1990-е годы составляла, например, около 5 % оплаты работников соответствующей квалификации на Тайване.