Коллектив авторов - Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь

В положениях Концепции системно представлены как накопленный Беларусью интеллектуальный капитал, так и требующий практической реализации ее интеллектуальный потенциал. Минимизация дистанции между ними – такова сверхзадача современной Беларуси. Она является одним из значимых «игроков» в новой системе взаимосвязей в той мере, которая обусловлена не столько их масштабами и геоэкономическим весом, сколько способностью к творческой адаптации и пассионарностью. «Признаки такой модели, – отмечает российский эксперт, – можно заметить в… практике государств, которые борются за сохранение собственного «Я» в мировой системе, ощущают себя достойными своего будущего. Среди развитых стран это Канада, Норвегия, Япония. Среди развивающихся – Россия, Белоруссия, Китай» [Пономарева 2007, с. 197].

Такая оценка – в русле размышлений одного из ведущих западных экспертов Ханны Параг: «В отличие от прошлых эпох, в наше время военная мощь не имеет решающего значения… Сегодня в расчет надо принимать другие, более весомые факторы, а именно экономическую эффективность, долю в мировом рынке, технологические инновации, запасы природных богатств, численность населения, а также нематериальные факторы… волю нации и дипломатическую искушенность» [Параг 2010, с. 10].

Многие из этих факторов характеризуют Республику Беларусь. Не случайно оппозиционная газета «Белорусы и рынок» в своем юбилейном (тысячном) номере констатировала, что «профессор Левяш писал в журнале «Беларуская думка», что и малая страна может быть великой, если она играет значимую роль в истории» [БР. 24.04.2012, с. 15]. И это вовсе не гипербола. Испанский политолог К. Кастанеда отмечает, что «стратегия – удел сильных игроков, мир слабых обходится без стратегии» [2008, с. 12].

Видимо, речь должна идти не о фатальном роке или «уделе» (судьбе), а о концептуально зрелом, осознанном выборе и реализации адекватной реальности стратегии национальной безопасности Республики Беларусь в современном сложном и динамичном мире, стратегии, которая ориентирует на мобилизацию главного стратегического резерва республики – человеческого капитала и его интеллектуального потенциала.

Осознание такой потребности содержится в Послании Президента А. Лукашенко белорусскому народу и Национальному собранию (2013). Воспроизведем важнейшие методологические положения этого документа: «… мир становится удивительно взаимозависимым… Мы должны учиться жить в новом мире, где все меняется… Человечество продолжает накапливать знания. Стремительно совершенствуются технологии… Убежден, что именно новые научные изобретения, а не хитроумные финансовые схемы запустят «глохнувший мотор» мировой экономики. Глобальный водоворот новых идей, технологий и изобретений затягивает в себя и Беларусь».

Такая метафора – «глобальный водоворот» – это вызов конкурентоспособности Республики Беларусь, мудрости и искусства не просто держаться «на плаву», а целеустремленно и динамично воспроизводить и утверждать свою реальную субъектность. А. Лукашенко отметил, что у нового времени есть три главных требования: скорость, гибкость, творчество. «Современная цивилизация – это цивилизация постоянного ускорения… Чтобы выигрывать в жесткой конкурентной войне на мировом рынке, мы должны постоянно обновлять знания, технологии, оборудование, системы управления. Поэтому сегодня главная, стержневая идея для Беларуси – идея обновления» [Стержневая… 2013, с. 5–13].

Эволюция общества изначально и неразрывно связана с определяющей ролью человеческого интеллекта как точки опоры социокультурных и цивилизационных преобразований. Их именование по сути едино – модернизация. Важно определить укорененность этого смыслотермина в человеческом опыте, его адекватность и интегральную емкость. Те, кто стремится к искомому смыслу, видимо, разделяют убежденность постпозитивиста Л. Витгенштейна в том, что «если мы не знаем точных значений используемых нами слов, мы не можем ожидать какой-либо пользы от наших дискуссий» [Цит. по: Поппер 1992. Т. 2, с. 25]. Иначе мы обречены на «тиранию понятий», от которой предостерегал Ф. Ницше.

Любой термин, введенный в научный оборот, должен быть истинным, т. е. соответствующим «природе вещей», их предметной специфике. Этот принцип адекватного именования характерен как для западной, так и для восточной культуры. Конфуций называл его нарушение «безумием» и писал: «Если имя вещи дано верно, дело ладится. Если имя дано неверно, дело придет в нестроение». Л. Толстой также полагал именование судьбоносным делом: «Слово – дело великое. Великое потому, что словом можно соединить людей, словом можно и разъединить их, словом можно служить любви, словом же можно служить вражде и ненависти. Берегись от такого слова, которое разъединяет людей». Социопсихолог и педагог Л. С. Выготский вообще был убежден, что «мысль не выражается в слове, но совершается в слове» [Цит. по: Коммуникативные… 2007, с. 412].

Если свести к единому вербальному знаменателю многообразные тенденции мировой динамики в XXI столетии, то они выражаются в терминах Модерна. По своему историко-генетическому истоку Модерн гораздо шире нынешних представлений о нем, и изначально он был наделен неожиданным для нас значением. Впервые этот термин (фр. modern – новый, современность) был употреблен в V в. н. э. для различения новизны официального статуса победившего христианства в сравнении с языческим прошлым Рима. С тех пор «модерным» принято считать все новое. Позднее, в более привычном для нас смысле, он стал означать переход в Новое время – от традиционного к индустриальному обществу, или модернизацию, составляющую основное содержание этого процесса.

Однако за этим термином могут скрываться совершенно различные интересы и ценности глобальных, региональных и локальных субъектов. Фактически они, как проницательно заметил Н. Бердяев, «живут в разных веках, на разных планетах». Примеров существования целых общностей людей и государств как будто в наше время, но «на других планетах», т. е. в традиционном состоянии, достаточно много. Это означает, что нашими современниками, строго говоря, являются лишь те субъекты, которые относятся к мировым процессам не как к угрозе, а как к деятельности со специфическим содержанием, структурой и направленностью.

Следует согласиться с видением проблемы, согласно которому «…многие наблюдатели поспешили объявить об «окончании модернити» (или, более того, о конце самой истории, утверждая, что она уже достигла своей цели…). Но все же, говоря словами классика, «слухи о смерти модернити сильно преувеличены… та разновидность социального устройства…, оказалась лишь одной из форм, в которой воплощалось общество модернити. Ее исчезновение не означает окончания модернити… общество, вступающее в ХХI век, не в меньшей мере принадлежит «модернити», чем общество, вступившее в век двадцатый… навязчивая, непрерывная и неостановимая модернизация… Принадлежать модернити – значит… существовать лишь в виде незавершенного проекта» [Бауман 2002, с. 130, 131].