Array Сборник статей - Декабристы. Актуальные направления исследований

16 августа 1823 г. Александр подписал манифест о передаче после его смерти престола Николаю. Манифест был положен в Успенский собор и в высшие государственные учреждения, но остался неопубликованным. На конверте была сделана надпись о том, что он может быть возвращен назад по первому требованию царя [307] Сафонов М. М. Междуцарствие // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 166. . То есть допускалась возможность изменения в будущем устанавливаемого порядка. Складывалось впечатление, что Россия и Польша, объединенные одним престолом, будут управляться разными лицами, при этом Царство Польское окажется в руках цесаревича Константина. Но – неизвестно с каким титулом. Манифест 16 августа упоминал о Николае как назначенном наследнике «единого неразделенного престола Всероссийской империи, Царства Польского и Княжества Финляндского» [308] 14 декабря 1825 года и его истолкователи. С. 223. . Но поскольку генеральный акт Венского конгресса упоминал о Царстве Польском как вечном владении всероссийского императора, его «наследников и преемников», то не исключали, что преемником Александра в Польше станет Константин. Возможно, он получил бы должность наместника, определить которую особым указом предписывала конституционная хартия Польши [309] Конституционная хартия 1815 года и некоторые другие акты бывшего Царства Польского. С. 41. .

В этой связи характерна реакция одного из видных деятелей тайных обществ М. Ф. Орлова на события междуцарствия. В записке, поданной Николаю I 29 декабря 1825 г., он писал, что после смерти Александра I «по Москве пошел зловещий слух о разделе. Говорили, будто царское завещание устанавливало полное отделение Польши и русско-польских провинций, а также Курляндии, и что Священный союз гарантирует это отделение… Некоторые же истинно русские люди, и я в том числе… сокрушались по поводу отделения Польши…» [310] ВД. Т. XX. М., 2001. С. 164. Примерно то же самое 27 декабря 1825 г. показал на следствии и А. А. Бестужев: «Стали носиться слухи, что он <���Константин. – М. С. > отказывается; Польша с Литвой и Подолией отойдет от России, чтобы не обделить экс-императора… тогда, признаюсь, закипела во мне кровь, неуместный патриотизм возмутил рассудок» [311] ВД. Т. I. С. 436. .

Восстановление Речи Посполитой в ее исторических границах, существовавших задолго до разделов XVIII в., вызывало страх у русских землевладельцев еще и потому, что оставалось неясным, как далеко эти границы будут распространены. Н. М. Карамзин в сентябре 1819 г. в записке, адресованной императору, писал о том, что восстановление «древнего Королевства Польского» чревато не только потерей губерний, приобретенных Россией в ходе разделов, но гораздо большими территориальными потерями. Н. М. Карамзин пугал царя тем, что если он отдаст Белоруссию, Волынь, Подолию вместе с Галицией, то от него потребуют «и Киева, и Чернигова, и Смоленска», ибо они также принадлежали «враждебной Литве» [312] Цит. по: Чернов К. С. Забытая конституция: Государственная Уставная грамота Российской империи. М., 2007. С. 55. .

Ум военного человека не мог понять, как можно отдавать свою территорию с населением 12 млн человек поверженному противнику. Никакие дипломатические соображения не могли заставить вчерашних победителей Наполеона смириться с этим. Так же думали и высшие гражданские лица. Они утверждали, что, помимо соображений целесообразности, существуют еще и юридические основания, не позволяющие самодержавному монарху добровольно передавать часть территории своей страны с проживающим на ней населением кому бы то ни было: ведь при обряде коронации самодержец присягал в том числе неделимости Российской империи. Эту аргументацию подробно развил председатель департамента законов Государственного совета Н. С. Мордвинов [313] Архив графов Мордвиновых. Т. IV. СПб, 1902. С. XX–XXXIII. . Сильнейшее сопротивление польская политика Александра встретила среди генералитета. Одну из первых скрипок здесь играл М. Ф. Орлов [314] Якушкин И. Д. Указ. соч. С. 38. .

С учетом всего сказанного становится понятным, что указ 8 февраля 1816 г. был только первой тревожной ласточкой. Но он не мог не восприниматься как предательство русских интересов, как подготовительный шаг к отделению от России ее «исконных территорий». Отторжение российских земель воспринималось дворянством как национальная измена и поднимало вопрос о том, входит ли в компетенцию верховной власти право уменьшать территорию своего государства, а это уже вело к постановке более общего вопроса о пределах власти самодержца.

В такой ситуации возникновение Союза спасения было почти неизбежным. Он был призван спасти Россию от врага Отечества – царя, готового принести в жертву национальные интересы страны в угоду своим личным предубеждениям. В таком случае он сам должен был стать жертвой.

Едва ли случайно, что Союз спасения был создан капитанам Генерального гвардейского штаба А. Н. Муравьевым. А. Н. Муравьев был двоюродным племянником Н. С. Мордвинова и часто посещал дом этого государственного деятеля вместе с братьями и другими первыми членами созданного им тайного общества [315] Муравьев А. Н. Сочинения и письма. Иркутск, 1986. С. 81. .

Но самое, пожалуй, интересное заключается в том, что Союз спасения, образованный на следующий день после указа 8 февраля 1816 г., не был первой конспирацией, выросшей на почве противостояния польской политике Александра I. Союзу спасения предшествовал Орден русских рыцарей, созданный М. Ф. Орловым и М. А. Дмитриевым-Мамоновым. Отметим, что оба основателя ордена – представители крупной землевладельческой знати, обогатившейся во время царствования Екатерины II. Первый – племянник одного из фаворитов императрицы, участника первого раздела Польши, второй – родной сын другого фаворита. (Небезынтересно отметить, что в последний год существования декабристской конспирации ее участником стал и внук Екатерины В. А. Бобринский [316] Декабристы: Биографический справочник. М., 1988. С. 24. .)

Традиционно декабристоведы стараются развести эти две организации как можно дальше. Причин этому несколько. В марксистском декабристоведении не должно было быть никаких рыцарских орденов. К тому же ярко выраженная антипольская направленность Ордена русских рыцарей, носившего национальную окраску с признаками ксенофобии, не позволяла объявить его первой декабристкой организацией. Поэтому предпочитали признать орден «мнимой» организацией, то есть не существующей. А между тем она не только существовала, но генетически была связана с Союзом спасения.

26 декабря 1825 г. А. А. Бестужев показал в Следственном комитете, что тайное общество, в котором он находился, «есть остаток какого-то общества еще с 1815 года». В нем «якобы участвовали генералы Михаил Орлов, Лопухин и фон Визин» [317] ВД. Т. I. С. 431. . П. Г. Каховский 18 декабря утверждал, что «Общество наше началось с 1815 года» [318] ВД. Т. I. С. 340. .