Сергей Кара-Мурза - Советская цивилизация

Поэтому начиная с 1906 г. из епархий в Синод стал поступать поток донесений о массовом отходе рабочего люда от церкви. В 1906 г. один из сельских сходов направил в Государственную Думу свое решение закрыть местную церковь, так как «если бы был Бог, то он не допустил бы таких страданий, таких несправедливостей». В начале века обозначился и явный отход от официальной церкви интеллигенции. Тот поворот к религиозной философии, который происходил у части гуманитариев, во многом был связан предчувствием революционных потрясений и их неприятием. Этот пессимистический реакционный поворот основная масса интеллигенции, не говоря уж об обществе в целом, не приняла.

В письме А.П.Чехова С.П.Дягилеву от 30 декабря 1902 г. читаем: «Вы пишете, что мы говорили о серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества не собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, само по себе, а вся современная культура сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя… Теперешняя культура – это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает».

Примечательно, что многие искренние верующие из числа интеллигенции за первые десятилетия века отошли от веры. К их числу относится, например, академик И.П.Павлов. Протестуя после Гражданской войны в своем письме к В.М.Молотову против преследования церкви, он писал: «По моему глубокому убеждению, гонение нашим Правительством религии и покровительство воинствующему атеизму есть большая и вредная последствиями государственная ошибка. Я сознательный атеист-рационалист и поэтому не могу быть заподозрен в каком бы то ни было профессиональном пристрастии». А ведь И.П.Павлова нередко приводят как пример сочетания глубокой религиозности с мышлением ученого (дискуссия о религиозности или атеизме Павлова породила целую литературу).

Но главное, в начале 1918 г., в момент массовых упований на мирное развитие революционного процесса, Церковь не встала над назревающим братоубийственным конфликтом как миротворческая сила, а заняла радикальную позицию на одной стороне, причем именно на той, которая не была поддержана народом. Есенин, посетив родную деревню, пишет в 1924 г. о рассуждениях монахов (в поэме «Русь бесприютная»):

3. Гиппиус, ненавидевшая советскую власть, записывает в дневнике 22 декабря 1919 г.: «Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно… Отрекается, не почесавшись! Невинность ребенка или идиота». Но дело было не в отходе от религии, а в отходе от церкви. Поэтому антицерковная кампания 1922 г. не только не встретила реального массового сопротивления, но даже вызвала энтузиазм «на местах». Некому оказалось «вразумить» высшие органы государства, и в этом конфликте России была нанесена тяжелейшая травма.

Комментарий из 1995 г. Один из вопросов, часто задаваемых во время выборов избирателями кандидатам от КПРФ – отношение к религии. Говорят: большевики взрывали храмы и расстреливали священников. А что будет, если они снова придут к власти?

На этот вопрос кандидаты обычно отвечают так: нынешние коммунисты другие. Теперь даже устав КПРФ разрешает члену партии быть верующим – чего же еще? Еще вспоминают, что секретарь райкома помогал отремонтировать храм, и что «у меня, коммуниста, бабушка была верующая, а я ее не обижал». Иной раз даже упомянут, что «моральный кодекс строителей коммунизма» – это те же десять заповедей. Что коммунисты сегодня – это как бы просто светские христиане.

На этом диалог обычно кончается, и вроде бы вопрос снят. На мой взгляд, это не так. Во-первых, слащавый тон лишь вредит, так что кое-кто про себя подумает: это сегодня коммунисты такие добрые, пока боятся Ельцина, а придут к власти – отыграются. А следовать заповеди «не укради» – вовсе не значит быть религиозным человеком. Я бы даже сказал, что эти обычные ответы – не о том , они оставляют у людей смутное разочарование. Более того, я считаю, что эти ответы неверны. Коммунизм – стремление устроить справедливую жизнь на земле, а Православие – о душе и совести. Они могут быть вместе, но не могут сливаться, не могут замещать друг друга.

Я вижу проблему по-другому. Религиозный вопрос был главным в перестройке, этой прелюдии к реформе Гайдара – Чубайса. Недаром А.Н.Яковлев твердил о Реформации России. Но главным он был совсем в другом плане, взорванными храмами только отвлекали от сути. Если бы удалось сломать религиозное чувство русского народа, дело реформаторов было бы решено. Но этот слом не удался. Как же стоит вопрос? Главный конфликт – не в столкновении большевиков с той организацией (церковью), в которой оформлялись конкретные конфессии. Хотя это было, конечно, драматическое столкновение. Но несравненно более глубокой является борьба внерелигиозного мироощущения с любым религиозным чувством. Такой борьбы большевики не вели никогда, а вот рыночное общество ведет ее с самого своего возникновения.

Дело даже не в том, что действия большевиков в 20—30-е годы были частью гражданской войны, в которой, на беду России, церковь в целом не стала арбитром, а активно выступила на стороне одной, к тому же побежденной стороны (а до этого она была активной частью царизма, который деградировал и потерял авторитет). Это важно, но это не главное. Главное, что сама русская революция была глубоко религиозным движением (хотя и антицерковным). Большевизм был неоднороден, и можно было бы свалить его зверства на антиправославную западническую ветвь. Это было вполне законно, но не надо и такого упрощения. И почвенные большевики, патриоты и державники, долго были антицерковниками ! вплоть до национального примирения в Отечественной войне с Германией.

Великий английский экономист Дж. Кейнс, работавший в 20-е годы в России, писал: «Ленинизм – странная комбинация двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души, – религии и бизнеса». Я бы сказал, что этот почвенный большевизм был ересью православия , им двигала именно православная любовь к ближнему – но избыточная, страстная. Мы не поняли этой мысли философов-эмигрантов, ни даже этой мысли Андрея Платонова в «Чевенгуре».