А. Давыдов - Анархизм: история и ментальность русского бунта

А. К. Маликов, приговорённый в 1866 г. к ссылке за принадлежность к группе каракозовцев, а в 1870-е гг. примыкавший к кружку чайковцев, создал «религию богочеловечества». Путём распространения идей «богочеловечества» он надеялся преодолеть все антагонизмы, изжить классовую борьбу. М. Ф. Фроленко в воспоминаниях так передавал содержание этой проповеди: «Люди – боги… стоит только людям поверить в это (найти в себе бога, как выражались тогда), и с них спадёт кора всех порочных страстей и чувств, и они превратятся в непорочных агнцев, не способных ни на что злое, дурное. Мир быстро обновится, и на земле водворится земной рай… Тут не требовалось ни заговоров, ни скрытности, ни революции, никаких бунтов. Всё дело только в том, чтобы отказаться от налипших недостатков, почувствовать себя богочеловеком, уверовать в это». 67 67 Цит. по: Канев С. Н. Революция и анархизм. С. 176.

Идеи А. К. Маликова не получили тогда особого распространения, а сам он после неудачной попытки создать коммуну в Америке, разочаровался в своём учении, которое, как пишет С. Н. Канев, «рассеялось как дым от поповского кадила», а «его творец превратился в страстного приверженца православия». 68 68 Там же. С. 175—177.

С. Н. Канев не прав в том, что идеи «богочеловечества» рассеялись как дым. Дело даже не в том, что в начале XX в. часть революционеров, в том числе марксисты, будет высказывать подобные идеи. Дело в том, что любая коммунистическая теория, кто бы её не проповедовал – марксисты, анархисты, эсеры, христиане, мусульмане, атеисты – по сути, является «богочеловеческой». Потому что коммунизм невозможен без «непорочных агнцев», которые лишь силой своей веры в высокие идеалы избавились от порочных страстей и чувств, от жадности, лени, сластолюбия, зависти и т. п. И стать такими «непорочными агнцами» должны стать все, абсолютно вселюди.

В это же время в России появляются идеи коммунистического анархизма, способы достижения которого понимались по-разному. Например, граф Л. Н. Толстой высказывался за мирный переход к безгосударственному и безвластному обществу, без революционного насилия путём непротивления злу. 69 69 Там же. С. 178—189.

В 1880—1890-е гг. князь П. А. Кропоткин разрабатывает свою концепцию анархо-коммунизма или анархического коммунизма. Как и Бакунин, Кропоткин выступал за революционный путь достижения высшей цели, но без бунтарских кровавых крайностей. Представления князя-анархиста об анархическом обществе также существенно отличались от бакунинских.

Кропоткин принадлежал к старинному княжескому роду Рюриковичей. В отличие от Бакунина, который нигде и никогда систематически не учился, Кропоткин прошёл курс гимназии, закончил одним из первых учеников привилегированный Пажеский корпус и Петербургский университет. После окончания Пажеского корпуса Кропоткин несколько лет служил в Сибири, большей частью на Амуре. Он рано проявил склонность к научной работе и много занимался географическими исследованиями, был членом Русского географического общества и его ожидало блестящее будущее учёного.

Детские впечатления от общения с крепостными крестьянами, увлечение естественными науками оказали значительное влияние на формирование личности и взглядов будущего революционера-анархиста. Крепостные люди хорошо относились к рано потерявшим мать братьям Кропоткиным – Александру и Петру. Эта заботливость и участливость со стороны рабов породили ответное желание сделать им что-то хорошее и со временем Кропоткин встал на путь революционера. Он писал о проявлениях самостоятельности, «духе равенства» в крестьянах, которые беспрекословно повинуются помещику или полицейскому чиновнику, но «отнюдь не считают их высшими людьми», могут на равных говорить с барином о понятных для них вещах, об отсутствии в русском крестьянине подобострастия, характерного для мелких чиновников и лакеев.

В «Записках революционера» Кропоткин описывает случай, который оказал существенное воздействие на формирование его личности, отношение к крестьянам и формирование революционных воззрений. В 15 лет он впервые путешествовал самостоятельно из Калуги в Москву на почтовом тарантасе. Во время остановки в большом селе государственных крестьян, довольно зажиточном, молодой князь зашёл в харчевню, где у него завязался разговор с местными мужиками об урожае, о погоде, о сене. Кропоткин вспоминал: «Затем мне стали задавать различные вопросы. Крестьяне хотели знать всё о Петербурге, а в особенности о ходивших тогда слухах о близости воли. И на меня повеяло каким-то особенно тёплым чувством простоты, сердечности и сознания равенства – чувством, которое я всегда испытывал впоследствии среди крестьян. Ничего особенного не случилось в этот вечер, так что я даже себя спрашиваю, стоит ли упоминать о нём. А между тем тёплая тёмная ночь, спустившаяся на деревню, маленькая харчевня, тихая беседа крестьян, их пытливые расспросы о сотне предметов, лежащих вне круга их обычной жизни, – всё это сделало то, что с тех пор бедная белая харчевня стала для меня привлекательнее богатого, модного ресторана». 70 70 Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 105—107.

Спустя десятилетия у Кропоткина сохранились только самые благоприятные оценки поведения крестьян после отмены крепостного права. Он писал о том, что был поражён летом 1861 и 1862 годов тем, «как разумно и спокойно приняли крестьяне новые условия», несмотря на понимание тяжести выкупных платежей. С его точки зрения это произошло по той причине, что крестьяне «так высоко ценили своё личное освобождение от рабства». Кропоткин всячески выискивал следствия свободного труда. Крестьяне сначала два месяца праздновали волю по два дня в неделю, но когда наступило лето, «они принялись за работу ещё с большим усердием, чем прежде». Будущий анархо-коммунист писал, что «не мог налюбоваться» крестьянами через 15 месяцев после освобождения: «Врождённая доброта их и мягкость остались, но клеймо рабства исчезло. Крестьяне говорили со своими прежними господами как равные с равными, как будто бы никогда и не существовало иных отношений между ними».

Правда, Кропоткин отмечал, что из дворовых крестьян почти никто не остался у помещиков, в том числе у его отца. 71 71 Там же. С. 132—133.

Но надо иметь в виду, что Кропоткин не представлял себе всей тяжести повседневной крестьянской жизни, он видел только то, что хотел видеть – положительные стороны поведения и личности крестьян, но не хотел видеть и не видел отрицательных проявлений – жадности, лени, иждивенчества многих. Что кроме харчевен были и кабаки. Он только в Сибири более тесно общался с разными категориями крестьян, да и то, только сталкивался, а не жил крестьянской жизнью. Анархист даже не задумывался: почему русские крестьяне живут общиной, почему они проводят уравнительные переделы пашни, почему так распространена среди них взаимопомощь, почему эти явления не характерны для сельских жителей более развитых экономически стран. Он просто восхищался преимуществами, как он думал, общинной жизни, верил, что доброта и мягкость русских крестьян являются врождёнными, но не хотел замечать, что жадность и жестокость многих такие же «врождённые» качества. Идеализация крестьянства Кропоткиным носит такой же ярко выраженный характер, как у всех русских народников XIX – начала XX в.