В. Болоцких - История России. Том 2. XIX–XX века. Учебное издание

Русский национализм 1830—1840-х гг. имел общие черты вне зависимости от политических установок: всяческое подчёркивание самобытности России, её культуры, истории, национального характера, противопоставление России Западу. Идеи об евразийском характере Руси, где сплавились воедино Восток и Запад зародились именно в середине XIX в. Различия между западниками и славянофилами заключались не столько в том, что первые считали Россию частью Европы, а вторые особым миром, а в том, что западники полагали необходимым избавление от этой самобытности, переход на западный путь развития, а славянофилы выступали за сохранение этой самобытности, её дальнейшее совершенствование, даже в ущерб экономическому, особенно промышленному, развитию.

Тогда же формулируется и становится основой официальной идеологии формула Уварова «самодержавие, православие, народность». Эта формула также исходила из самобытности России, её принципиального отличия от Запада и, следовательно, из присущего только России особого пути. Идейно-духовной компенсацией идеи русских националистов (западников, славянофилов, Уварова, державников) являются потому, что именно во второй четверти XIX в. всё резче стало обозначаться отставание России в промышленном развитии. И это было отставание не просто в объёмах производства, а отставание качественное, технологическое, отставание цивилизационного порядка.

Западная Европа выходила на принципиально новый уровень состояния общества, основанного на машинном производстве, городской культуре, рыночных отношениях, на новых степенях свободы индивида. Растущее отставание России угрожало самому её статусу великой державы, а в перспективе маячило превращение в колониальный, сельскохозяйственно-сырьёвой придаток промышленно развитых стран. Даже в сфере хлебной торговли в Европе российских производителей всё активнее стали теснить свободные североамериканские фермеры. Серьёзность этой угрозы продемонстрировало не просто поражение в Крымской войне, а ставшее явным громадное преимущество капиталистических стран в военном отношении: в вооружении, организации армии, транспорте. Растущий разрыв от западных стран мог поставить Россию в один ряд со многими государствами Азии, такими как Турция, с которыми только и была сравнима российская военная машина. И встал выбор: или засучив рукава, работать, вызволить созидательную энергию производительных слоёв общества, или успокаивать себя рассуждениями об особом характере исторического пути России, самобытности русского национального характера. Но жизнь не терпит иллюзий, промышленное развитие невозможно без пролетаризации крестьянства, роста и преобладания городов и городской культуры, принципиально отличной от патриархальной крестьянской культуры. И только Крымская война заставила самодержавное государство пойти на некоторую модернизацию экономической и социальной жизни страны. В период реформ Александра II отходит на второй план уваровская формула самобытности, приходят в упадок славянофильские теории и вновь они оживают во время реакции и контрреформ Александра III.

Немногочисленные революционеры 1850—1860-х гг. уже делают ставку на народное движение, разрабатывают теории крестьянской революции и крестьянского общинного социализма, возлагают надежды на стихийный социализм крестьянина-общинника. Но и тогда Н. Чернышевский говорил об ограниченном характере революционных возможностей крестьянства, о неспособности его – самого по себе – совершить созидательный переворот. Поражения революций 1848—1849-го гг. открыли Чернышевскому, крестьянскому демократу и социалисту, жестокую истину: повсюду, где разрастались революции, господствующие классы находили в борьбе против революционеров неожиданную поддержку в массах, близоруком эгоизме городского мещанства, но прежде всего в темноте и забитости крестьян.

Если в 1861 г. Чернышевский ещё надеялся на революционные выступления крестьян и возможность руководить этой революцией со стороны революционеров, то уже год спустя он начинает пересматривать вопрос о возможности руководства крестьянской революцией и созидательном характере этой революции. В статье «Письма без адреса» он обобщает: народ «нас (т.е. революционеров) не знает даже и по имени». Грядущее восстание крестьян неизбежно, его породит половинчатый, грабительский характер реформы, но «народ невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем отказавшимся от его диких привычек. Он не делает никакой разницы между людьми, носящими немецкое платье; с ними со всеми он стал бы поступать одинаково. Он не пощадит и нашей науки, поэзии, наших искусств; он станет уничтожать всю нашу цивилизацию». 92 92 Пантин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революционная традиция в России. С. 177—179.

«Народопоклонство» интеллигенции было вызвано рядом причин. Дело не только в том, что крестьянство было наиболее многочисленным и угнетаемым классом русского общества, что оно воспринималось в духе социализма как хранитель традиционно-общинных, не буржуазных институтов и идеалов. Стержнем всего народнического восприятия являлись ценностные и этические представления, подчинявшие себе все другие стороны утопического сознания. Вера в народ исходила, другими словами, не столько из объективных качеств и нужд самого крестьянства, сколько из внутреннего, нравственного стремления интеллигента-разночинца найти опору своей жизнедеятельности. Именно в понятии «народ» сконцентрировалось всё, что искала народническая интеллигенция: потребность в нравственном очищении, в служении ближнему, с одной стороны, и глубокая вера в торжество социальной справедливости начал «общинного» социализма – с другой. При таком личностно-психологическом настрое поклонение было, естественно, обращено не к реальному, историческому, а к воображаемому народу, который наделялся всевозможными достоинствами и добродетелями.

Реакцией на засилье государства в российском обществе было распространение анархизма, отрицания государства вообще. Идеолог бунтарского анархизма Бакунин исходил из того, что русский народ революционер, бунтарь по природе и всегда готов к революции, которую сам Бакунин понимал скорее как бунт, всеобщее разрушение, а не творческий переворот в обществе. Главной задачей революционеров Бакунин считал организацию одновременного выступления (чтобы правительство не расправилось с бунтовщиками по одиночке). Для подталкивания народа к бунту Бакуниным допускались любые средства, в том числе использование уголовников (ещё одних бунтарей по природе).