Алексей Дубровин - Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне

Особым «знаком» боевого крещения на Кавказе было ранение, считавшееся проявлением высшего мужества 177. Более того, оно было одним из кратчайших путей к получению наград и быстрому карьерному росту. Так, бывали случаи когда молодой юнкер за отличие и ранение в ходе одной лишь экспедиции мог быть произведен через три звания в штабс-капитаны 178. Кроме того, раненые получали государственный пенсион. Неудивительно, что на Кавказе им редко сочувствовали, а наоборот поздравляли и даже завидовали.

Молодые офицеры нередко радовались, когда получали незначительные раны. «Никогда не забуду того возбужденного и восторженного состояния, в котором я находился, – писал в своих воспоминаниях поручик А. М. Дондуков-Корсаков, – я был счастлив донельзя своей раной, мне казалось, что я сразу сделался старым кавказцем» 179. Подобное отношение нашло отражение и в официальных документах. В своем приказе генерал П. Х. Граббе заметил: «Солдаты и офицеры шутят ранами и забывают, которая счетом» 180.

Очень важным качеством для «кавказцев» являлась приспособленность к жизнедеятельности на Кавказе: умение вести боевые действия в условиях пересеченной местности, знание культуры, быта, языка горцев, использование их в своей повседневной жизни. Особую духовную основу составляла любовь ко всему кавказскому, включая своего противника.

Несмотря на высокую степень сплоченности, офицеры Кавказского корпуса имели довольно отчетливую внутреннюю дифференциацию. Наибольшую значимостью приобретала принадлежность к тому или иному полку. Представители Куринского полка называли себя «куринцами», Апшеронского – «апшеронцами», Ширванского – «ширванцами» и т. д. Представителей подразделений носящих формальное наименование получали символические прозвища. Так, членов 1-го Кавказского стрелкового батальона 181называли по месту расположения штаб-квартиры в Гомборах – «гомборцы». Это наименование сохранялось еще долгое время после смены места дислокации.

Так как многие полки именовались по территории дислокации, то подобная терминология нередко приводила к подмене национального этнонима полковой принадлежностью. Чтобы избежать путаницы следует учесть, что при описании боевых операций такие наименования как «грузинцы», «мингрельцы», «кабардинские охотники» использовались для обозначения представителей соответствующих полков российской регулярной армии. Представителей кавказских народов, перешедших на сторону России и служивших в отдельных иррегулярных мононациональных воинских формированиях (милиция) именовали обобщенно: «горцы», «милиционеры», «мусульмане» (конно-мусульманский полк) или конкретно-уточняюще, путем сложения национальной и армейской принадлежности – «аварский милиционер», «мусульманский всадник», «мингрельский пехотинец» и т. п. Данные особенности предопределяют тщательную критику источников.

В ходе Кавказской войны происходило переименование полков по именам прославленных генералов, становившихся их шефами: 79-й Егерский Куринский полк стал «Пехотным генерал-адъютанта князя Воронцова», 80-й Егерский Кабардинский полк – «Кабардинским егерским генерал-адъютанта князя Чернышёва полком», а затем «Пехотным полком генерал-фельдмаршала князя Барятинского». Несмотря на переименования, члены полков продолжали называть себя старыми «территориальными» наименованиями. Правда за ширванцами, чей полк был переименован в «пехотный полк генерал-фельдмаршала графа Паскевича-Эриванского» закрепилось и альтернативное наименование – «графцы» 182.

В целом следует заметить, что «полковая самоидентификация» имела общероссийский характер. В дореволюционный период полки являлись основной боевой единицей российской армии. Каждый полк имел свой вид одежды, заметно отличавшийся цветом и покроем формы (в том числе мундира и воротников, шапок, пуговиц и иногда сапог), видами головных уборов, наличием или отсутствием отдельных атрибутов и знаков отличия. В кавалерийских частях даже существовала градация мастей лошадей. В психологическом плане «особость» отдельных российских полков появилась при Петре Великом. Его «потешные» «семеновцы» и «преображенцы» стали элитой российской армии.

Офицеры 1-го и 3-го дивизионов Нижегородского драгунского полка. 1861 г.

Отличительной особенностью «полковой идентификации» российских войск на Кавказе являлся ярко выраженный ментально-мировоззренческий характер, воплощенный в углублении «племенного сознания» «кавказцев».

Приоритет полковой самоидентификации определялся тем, что полк являлся основной самостоятельной боевой единицей, дислоцировавшийся в стационарных базах, именуемых штаб-квартирами. Продолжительность военных действий обусловила появление и развитие подсобных хозяйств и ремесел, здесь же строились церкви, госпитали, магазины, школы.

Место дислокации кавказских подразделений всегда имело уникальные природно-географические, этнические и военно-тактические условия жизнедеятельности. Пуская корни в занимаемой местности, полк «ассимилировался» с ней. Постепенно начинали складываться разносторонние взаимоотношения с соседним горским населением. Под воздействием межкультурного обмена и конкретных условий изменялся даже разговорный язык, который расширялся за счет местных диалектов 183. Российские военные в совокупности называли эти модификации «кавказским наречием» 184.

«Полковое сознание» подмечали многие участники и очевидцы событий. Лучше других эту особенность охарактеризовал Р. А. Фадеев: «Кавказский полк не есть численное собрание людей, отличающееся от другого подобного собрания только цветом воротника; он есть организм, нечто вроде маленькой национальности, проникнутой одним духом, сложившей себе свои понятия и обычаи, высоко ценящей свои предания; выработавшей свой особенный боевой характер, иногда резко противоположный характеру другого полка, – как следует между людьми, которые не только существуют, но действительно живут вместе, и потому срастаются нравственно в одно целое. Каждый из старых кавказских полков отличается в военном отношении своеобразными достоинствами, потому что все естественно развивающееся выходит своеобразно. Один полк живой как огонь, смелый до дерзости, совершающий атаку не иначе как бегом, особенно искусный в рассыпном бою и лесной войне; другой полк – не столь живой, но твердый как камень, упорный до чрезвычайности, привыкший действовать связно, умеющий ходить, не задыхаясь по самым страшным крутизнам, обдуманно решительный, и так далее» 185.