Александр Белов (Селидор) - Последняя тайна Варяжской Руси. Мифы и правда о русской цивилизации

Датчане, распространяя идею «Danelagen» – «датского права» («Все, что вижу, принадлежит мне»), фактически осуществили ее только в отношении северо-восточной Англии. У них нет военного ресурса, чтобы покорить территорию Южной, Восточной и Северо-Восточной Балтики, которую иногда успешно контролируют их военно-морские дружины. И уж тем более несколько сот викингов, к тому же периодически воюющих между собой, не способны держать материковую часть Восточной Европы.

История, рассказанная летописцем, никак не тянет на геополитическую интригу. Что-то здесь явно не так.

Странное сцепление выводов у летописца. Ведь его высказывание можно понять как взаимосвязь межплеменных конфликтов с отказом платить дань морским разбойникам. Он явно связывает проблему «политического безволия» славян и финно-угров с изгнанием «варягов». В логике есть понятие эквивалентности, когда одно определяющее ставится в жесткую зависимость от другого. Вчитайтесь в текст Ипатьевского источника. Получается такая мысль: «Изгнав варягов, славянские и финно-угорские племена получают социально-политический коллапс». Выходит, что до изгнания такой проблемы не было? Согласно летописи, «варяги» пришли «из-за моря» в 859 году. И, стало быть, до изгнания на территории от Балтики до Немана и до Средней Волги осуществляли свою законодательную и исполнительную власть? Южнее этого региона безобразничали хазары, но нас сейчас они мало интересуют.

Впрочем, я не буду додумывать за летописца. Что хотел сказать, он сказал. Другое дело, что я могу понять, почему он это говорит. Мы ведь условились, что историю будет оценивать не историк, а психолог. Так вот, почему? Летописец подсказывает нам роль варягов в историческом процессе. Он идеологически не свободен в своей оценке факта призвания варягов. Не будем забывать, что речь идет об истории правящей династии.

Знаете, у Тацита есть выражение: «Omne ignotum pro magnifico est». Его переводят буквально, но в буквальном подстрочнике оно утрачивает смысл. А понимать эти слова нужно так: «Все неизвестное видится важным». Можно и перефразировать: «Все видится важным, пока остается неизвестным». Думаю, в примере с социально и политически немощными просителями из Новгородчины дело обстоит именно так.

Если уж мы столько внимания решили уделить летописцу, уместно будет вспомнить, кого из народов он точно не отметил понятием «варяги». Им было сказано: «И пошли за море к варягам, к руси, ибо так звались те варяги, как другие зовутся шведы, иные же – норманны, англы, другие – готы, эти же так». Цитирую по Радзивилловской летописи XIII века, сохранившейся в качестве списка. Есть такой термин в разговорнике историков. Он означает копию, списанную с оригинала. Сам оригинал Радзивилловской летописи утрачен.

Итак, по мнению летописца, варяги, которые зовутся русью, противопоставляются «другим» и не являются шведами, не являются норвежцами (норманнами), не являются англами и не являются готами. В этом скоплении народы представлены сумбурно, хотя для самого летописца – показательно демонстрационно. Просматривается даже определенный берег Балтийского моря. Это – Западная Балтика. Не хватает только данов – датчан. Значит, летописец подразумевает их?

В этой логике есть одна пробоина, способная посадить «датский» корабль на мель. Термин «варяг» не является этнонимом. Это – прозвище, причем на Балтике оно не в ходу. Ни один из представленных балтийских народов так себя не называет и своих соседей своих тоже. Зато их так называют новгородцы. Видимо, они и придумали этот термин. А вот летописец уверенно отождествляет варягов с этнонимом «русь». Стоит только убрать разговорное определение «варяг», и мы получим этнический ряд: русь, шведы, норвежцы, англы, готы.

С помощью простого логического силлогизма здесь строится такая картина суждения:

– шведы, норвежцы, англы и готы – не русь (предикат заключения);

– русь – это варяги (субъект заключения);

– стало быть, варяги – это не шведы, не норвежцы, не англы и не готы (само заключение).

Термин «варяг» не является этнонимом. Это – прозвище, причем на Балтике то не в ходу. Ни один из представленных балтийских народов так себя не называет и соседей своих тоже. Зато их так называют новгородцы. Видимо, они и придумали этот термин. А вот летописец уверенно отождествляет варягов с этнонимом «русь».

То, что некая «историческая позиция» не всегда дружит с правдой, мы уже поняли, но она еще не всегда дружит и с логикой.

Нестыковка выводов историопи́сца состоит в том, что народность, которую он называет русью, никак не тождественна народу, известному как даны (датчане). Впрочем, далеко не все историки вообще рассматривают в качестве исторического источника текстовки этого человека, указанного в Хлебниковском списке середины XVI века как «монах Нестор». Мало ли чего он там навыдумывал? Вернее так: что-то рассматривают, а что-то нет. В зависимости от необходимости.

У нас, однако, нет оснований ему не доверять. Тем более что этноним «русь» в ключевом значении варяжского вопроса в равной степени признается и представителями норманской теории, и противниками этой теории. Датчане летописцем не упомянуты, как не упомянуты еще два народа, претендующие на роль варягов. Это – вагры и ободриты. Думаю, Нестор вполне оправданно молчит и о тех, и о других. Но… пока еще рано тревожить себя выводами. Сохраним интригу.

В прошлой главе мы говорили о понятии «русский». Знаете, откуда появилось это субстантивированное прилагательное? Оно образовано от термина «русич», который так и не стал этнонимом. Русы через поколения растворились в славянской массе. Самоопределение славян всегда было племенным и только племенным. Сами славяне никогда не называли себя так. Они говорили о себе: «Мы – вятичи, мы – кривичи, мы – дреговичи, мы – радимичи…» С укреплением средневековых городов значение племенного этнонима утрачивается. На смену ему приходит культ земли, территории, которую этот город объединяет. Тверичи, рязанцы, владимирцы считают себя русичами, но при этом не осознают себя единым народом. Точно так же у балтийских славян вильцы-лютичи никогда не отождествляли себя с ободритами-бодричами.

Я иногда думаю: неужели для того, чтобы стать русскими, стать теми, кто мы есть сейчас, нам было так необходимо Куликово поле? Как и Бородинское поле, и поле под деревней Прохоровкой, переломившее ход Второй мировой войны? Какое поле будет следующим, чтобы «россияне» невольно действительно стали нацией? В истинном смысле?