Ирина Поздеева - Человек. Книга. История. Московская печать XVII века

Новая династия также немедленно принялась восстанавливать сгоревший в годы Смуты старый Печатный двор в Москве, куда и был вытребован Фофанов. Первая книга – Псалтырь учебная, напечатанная им в Москве, – была начата 5 июня 1614 г. и закончена 6 января 1615 г.

Издание открывалось предисловием, восхваляющим эту действительно важнейшую в средневековой славянской и иных христианских культурах книгу Писания – литургическую, учительную и учебную. Далее в послесловии повторялись и развивались многие идеи нижегородского издания 1613 г. Прежде всего мы узнаем, что во время Смуты враги «Москву и вся грады Росииския земли огнем пожгоша, царские же домы и сокровища разграбиша». Но самым страшным, с точки зрения автора послесловия этого издания, вышедшего уже от имени нового царя, было то, что «на царствующий град Москву и на вся грады Росийския земли воста зельная буря противных ветр и разгорася велик пламень» «злохитрых и многоглавных ересей», «вся ереси древних… яве объявишася», стремясь «церковь Божию растерзати». Именно для борьбы с этими многочисленными ересями «во общую духовную ползу благочестивому царьствию… и всему христоименитому законному исполнению» необходимы божественные книги и должно «совершатися» «книжного писания печатное дело».

В своей характеристике разграбления Русской земли и многочисленности ее врагов Фофанов если и погрешил против истины, то скорее преуменьшив тяжесть общей ситуации, сложившейся в западных и центральных областях государства. Объясняется это, кроме панегирических целей, также и временем написания предисловия. В 1613 г. еще не была ясна значительная часть последствий Смуты, на ликвидацию которых и направляло свои усилия правительство, действовавшее от лица молодого царя.

Общая хозяйственная разруха во многом обостряла и церковно-идеологическое отстаивание «чистоты» православия как несокрушимой основы государственной власти. Именно книгопечатание, утверждавшее «царистскую идею», могло стать и действительно стало важнейшим, если не основным, орудием доказательства легитимности новой династии.

Царь Михаил для «печатного дела» «дом превелик устроити повеле», а «снискателя же преславного сего печатного дела» (т. е. самого Фофанова) «и делателей» «преизобилно своими царскими уроки повсегда удоволяя» [122] Цит. по: Строев П.М. Описание старопечатных книг славянских, находящихся в библиотеке… И. Н. Царского. М., 1836. № 53. В 2013 г. сведения о выходе этого издания полностью опубликованы в книге: Вознесенский А.В., Медведева Е.М. Московские издания первой половины XVII века в собрании отдела редких книг Российской национальной библиотеки. Вып. I. 1601–1620 гг.: Каталог. СПб., 2013. С. 250–253. . Таким образом, в первые же сложнейшие дни своего правления новая династия связывает свое имя с печатной книгой, с государевым Московским печатным двором, «рассеивавшим» свою продукцию «аки пшеницу» во «все края вселенныя».

Типологическая характеристика ранней русской печати с точки зрения ее состава в определенной степени решена. Показана культурно-историческая значимость литургических памятников, а также учебной книги (представленной третью всех тиражей московских изданий первой половины XVII в.), учительных и полемических сборников, всегда отвечавших на вопросы времени [123] См.: Рогов А.И. Школа и просвещение // Очерки русской культуры XVII в. Ч. 2. М., 1979; Он же. Книгопечатание // Там же, и др. . Анализом же содержания и значения сопровождающих напечатанные в Московской типографии книги послесловий и предисловий – своеобразной книжной публицистики, неразрывно связанной с традициями русской рукописной книги и печати XVI в., – историки, в отличие от филологов, практически не занимались, хотя актуальность их изучения отмечалась уже давно [124] Тематика и стилистика предисловий и послесловий. М., 1981. .

Старопечатные издания кириллического шрифта традиционно, начиная с Апостола 1564 г., сопровождались послесловиями, исходившими от лица печатников, но фактически являвшимися – так же, как и сами издания, – государственными документами. Эти тексты и построены по законам дипломатики, подобно любому государственному документу. Почти во всех изданиях, даже хронологически далеко отстоящих друг от друга, они обязательно – в том или ином сочетании, с различной полнотой и глубиной – трактуют одни и те же темы либо в выражениях традиционных, граничащих (а то и прямо совпадающих) с формулами государственной дипломатики, либо, наоборот, в выражениях оригинальных.

В этом фактически государственном документе нередко, но далеко не всегда содержится более или менее развернутый текст, объясняющий смысл или цели издания. Однако в послесловиях Московского печатного двора такой элемент не обязателен и призван только подчеркнуть важность книги. Как правило, указывались и выходные данные книги, также всегда связанные с инициативой властей и определенным формуляром. В выходных сведениях сообщается, что книга издана в «царствующем граде Москве» по решению «благоверного» царя и по благословению патриарха; каждый раз указываются годы их правления и имя святого, в день которого издание было закончено. Однако в 30-40-е гг. XVII в. московские издатели, принадлежавшие к интеллектуальной элите общества, дополняли официальные государственные тексты своими собственными послесловиями грамматического, полемического, научно-панегирического характера, в которых формулировались принципы подготовки и издания текстов, или целыми трактатами, полностью связанными с содержанием издания.

Идейным композиционным центром в официальных предисловиях и послесловиях изданий XVI – первой половины XVII в., как сформулирована эта мысль в статье А.С.Елеонской, является изображение монарха: «И божество, и книги, и издатель, и читатель представлены… не столько сами по себе, сколько как средство выявления главной темы» [125] Елеонская А. С. Русские старопечатные предисловия и послесловия второй половины XVI – первой половины XVII в.: (Патриотические и панегирические темы) // Тематика и стилистика предисловий и послесловий. С. 71. . Соглашаясь с такой оценкой, необходимо все же уточнить, что и сам монарх выступает во всех этих текстах как лицо «избранное», особо «почтенное» и даже «превознесенное» Божеством в Его неразделимом триединстве.

Почти все тексты этого рода сохраняют определенную структуру и неизменно, как и дипломатические документы того времени, начинаются со славословия Троице в его классическом виде, когда каждая из ипостасей изливает на царя присущий именно ей дар. Государь действует «благоволением» Бога Отца Вседержителя, «споспешением» сопрестольного и единородного Сына Его, Бога и Господа Иисуса Христа, и «содействием» пресвятого и животворящего Духа [126] См., например, предисловия Служебника (М., 1618. Л. 1) и Минеи сентябрьской (М., 1619. Л. 1) и многих других изданий. (Далее ссылки на издания XVII в. даются в тексте статьи.) . Именно Божество открывает «сердечные очи» царя, посылает ему «луч света всемирнаго просвещения», внушая мысль о необходимости и важности «просвещения» и «украшения церквей» вновь напечатанными книгами. Именно веление Троицы выполняет государь, действуя и «подвиг немал показуя» в деле книгопечатания, которое, таким образом, дело боговдохновенное.