Коллектив авторов - Югославия в XX веке. Очерки политической истории

Здесь остановимся и зададимся вполне резонным вопросом – что же произошло за те два с небольшим месяца, с сентября по декабрь 1914 г., т. е. с момента выработки сербским правительством программы югославянского объединения до ее официального обнародования в Нише.

Ноябрь 1914-го был отмечен для Сербии коренным ухудшением ситуации на военном и дипломатическом фронтах. Австро-венгерские войска под командованием генерала Оскара Потиорека в середине месяца перешли в наступление, заставив сербов отступить. Началась Колубарская битва (17 ноября – 15 декабря), крупнейшее сражение на Балканах в годы Первой мировой войны. Военное положение королевства из-за огромного дефицита боеприпасов становилось критическим – солдатам нечем было отвечать на шквал артиллерийского огня противника. Сербы оставили Валево, Обреновац; к концу месяца пал Белград. Параллельно союзная дипломатия усиливала давление на Пашича, склоняя его пойти-таки на территориальные уступки Софии и заручиться ее помощью. Сербское правительство отказалось вознаградить «изменницу славянской солидарности Болгарию в тот момент, когда Сербия истекает кровью в борьбе за победу славянского дела» 21. О критичности момента свидетельствовал и тот факт, что начальник Главного штаба сербской армии воевода Радомир Путник предложил правительству подумать о возможности заключения сепаратного мира с Веной (если только это «предложение» не оказалось искуснейшей интригой многоопытного Пашича с целью оказания теперь уже контрдавления на союзников)…

В Париже, Лондоне и Петрограде «встрепенулись» – снаряды через Грецию и ту же Вардарскую долину начали поступать в Сербию. Особую роль в деле помощи Нишу сыграла Экспедиция особого назначения во главе с капитаном первого ранга М.М. Веселкиным – русские транспорты доставили по Дунаю десятки тысяч зарядов для сербской полевой артиллерии 22 [78]… Медленно до того отступавшие сербы, реорганизованные и снабженные всем необходимым, вдруг, на противоходе, перешли в контрнаступление, прорвав вражеский фронт. Этот успешный прорыв, начавшийся 3 декабря, завершился 15-го числа освобождением Белграда. Второе с начала войны австро-венгерское вторжение в Сербию было отбито.

И вот в разгар самых ожесточенных боев с неприятелем, 7 декабря, сербский парламент принимает документ о необходимости освобождения и объединения всех сербов, хорватов и словенцев. Одно это обстоятельство, как представляется, уже свидетельствует о том, что характер принятого решения не мог не зависеть от военно-политической конъюнктуры. Не секрет ведь, что в противоборстве с Австро-Венгрией сербский премьер рассчитывал на югославян Габсбургской монархии как на своих потенциальных союзников, национальное движение которых неминуемо привело бы к ее внутреннему ослаблению.

По воспоминаниям очевидца, декларация о военных целях королевства приобрела общеюгославянскую «упаковку» лишь после того, как Пашича убедили в том, что «это поможет Сербии в войне, ибо вызовет выступление югославянских и иных славянских народов Австро-Венгрии» 23. По оценке сербского исследователя С. Скоко, югославянская программа сербского правительства, содержавшаяся в Нишской декларации, – это «прежде всего мина для разрушения Австро-Венгерской монархии, заложенная в тот момент, когда никто в мире еще и не помышлял о возможности ее распада» 24.

Кстати говоря, такая трактовка знаменитого документа особой популярностью в сербской исторической литературе не пользовалась. Мы уже отмечали, что Нишская декларация рассматривалась многими авторами как логичное политическое воплощение тех югославянских тенденций, «какие еще до войны проявились в политической жизни Сербии и, в частности, – в верхах правящей Радикальной партии» 25. С этим, однако, не вяжется тот известный факт, что в первоначальном проекте декларации отсутствовало всякое упоминание о «словенском племени»; оно было внесено в документ буквально в самый последний момент, после вмешательства известного словенского интеллектуала и поборника югославянского единства Нико Жупанича и его разговора с Пашичем…

Подведем промежуточный итог. К концу 1914 г. интегральная югославянская программа королевства была сформулирована. Нишская декларация, несмотря на все явные и скрытые мотивы ее одобрения, стала «краеугольным камнем» официальной юнионистской политики Сербии военного времени. Однако сразу же следует указать и на одну ее особенность чисто утилитарного свойства. Политика эта, по крайней мере в начальный период войны, в немалой степени являлась: во-первых, средством «защиты» сербского руководства от давления союзников – чем больших уступок требовала Антанта в пользу болгар в Македонии, тем дальше на северо-запад, «к заветному морю», простирались контрпретензии сербов; во-вторых, геополитическим «противовесом» Сербии панадриатическим устремлениям Италии, наглухо запирающим ей выход к побережью; и, наконец, ее военно-пропагандистским инструментом в условиях прямого противоборства с Дунайской монархией.

Апофеоз «священного эгоизма» и его последствия. Тем временем наступал 1915 год – год вступления в войну Италии, Болгарии и крушения Сербии. Год, показавший всю тщетность надежд на скорый конец боевых действий и лишь разогнавший обороты европейской мясорубки. Однако начало его застало сербов в обманчивом ожидании близкого мира. Блестящая зимняя победа, одержанная ими в Колубарской битве, в совокупности с военными успехами союзников на других фронтах, давали, как казалось в Нише, основания верить в скорое окончание войны.

Ожидая его, Сербия по-прежнему была готова уступить требованиям союзников – в смысле удовлетворения болгарских притязаний в Македонии – в обмен на гарантию будущего решения проблемы югославянских земель Австро-Венгрии в благоприятном для себя духе. Британский ученый и общественный деятель, поборник «югославянского дела», Джордж Тревельян писал в январе 1915 г. на родину из Софии о своем (вместе с Генри Уикхем-Стидом) пребывании в Нише и контактах с сербским руководством: «Вообще, мы можем сказать на основании многочисленных переговоров с сербами, начиная от наследника престола и до менее высокопоставленных лиц, что, чем больше заходит речь об экспансии в сторону Адриатического побережья и образования Югославии, тем более готовы сербы уступить Македонию – и последнее лишь по дружественному настоянию великих держав, являющихся ее союзниками» 26.

А ситуация в Европе, между тем, в корне менялась, и Сербию ожидал отнюдь не скорый мир, а тяжелейшие испытания.

К февралю военные приготовления Италии продвинулись настолько вперед, что начальник Генерального штаба генерал Луиджи Кадорна мог заверить правительство, что уже к середине апреля итальянская армия будет достаточно подготовленной для участия в войне. Оно, в свою очередь, сочло момент благоприятным для обращения к государствам – членам Тройственного согласия с предложением военного содействия, тем более что русские победы в Карпатах, как казалось, предвещали окончательный разгром австро-венгерских войск, а подготовка союзников к форсированию Дарданелл зашла достаточно далеко. Опасаясь, что Антанта сама, без помощи Италии, покончит и с Турцией, и с Австро-Венгрией, в Риме решили не терять времени и «впрячься» в союзническую военную колесницу.