Оксана Захарова - История балов императорской России. Увлекательное путешествие

Итак, приглашенные к ужину перешли в большой, роскошно убранный зал, освещенный 900 свечами. Посредине стоял фигурный стол, ломившийся от самых разнообразных яств, причем прислуживали гостям французские, русские, немецкие и итальянские официанты. Во время банкета с хоров разносилась итальянская инструментальная и вокальная музыка. За этим ужином были нововведения, состоявшие в том, что «после горячего кушанья кондитерами поданы на весь стол, сверх поставленных на столы конфект к филею, разные конфекты, мороженое и фрукты, чего для по весь стол приборы переменены и поданы другие на фарфоровых тарелках, равно как десерт становится».

Причем, как особо отмечает граф де ла Месселиер, императрица собственноручно приготовила молоко с клубникой и «послала его особенно де Лопиталю. Великий Князь пил за наше здоровье, называя каждого поименно: милость, которой он до тех пор никому не оказывал». Праздник продолжался до трех часов ночи.

Надо заметить, что английский посол и его приверженцы отсутствовали на этом балу. Сказался больным и канцлер граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. В этот день его функции выполнял вице-канцлер граф Михаил Илларионович Воронцов. Пройдет некоторое время – и уже не на балу, а в государственной жизни Российской империи граф Воронцов займет место графа Бестужева-Рюмина.

На балах, маскарадах и других празднествах зачастую решались государственные вопросы. «Елизавета, по-видимому, со вниманием наблюдала из своей царскосельской резиденции за поведением вельмож своего двора относительно нас», – отмечал де ла Месселиер. Прекрасно сознавал это и российский канцлер Бестужев-Рюмин. Он решил устроить на Каменном острове, составлявшем в то время его собственность, великолепный праздник, куда пригласил французского посла, его свиту и весь дипломатический корпус.

В назначенный день богато убранные придворные яхты и гондолы, заполненные приглашенными гостями канцлера, отправились от его дома (находящегося на месте будущего здания Сената) в путь вверх по Неве.

«Праздник был полнейшим во всех отношениях, и мы испытали много удовольствия, находя по время прогулки местами китайские киоски в рощах, бальные залы, карусели и воздушные театры. Все было переполнено веселящимся народом, хорошо одетым, и людьми обоего пола, которых канцлер забавлял и угощал на свой счет», – писал Месселиер.

На этом празднике Бестужев уговорил французского посла принять золотую табакерку, которая среди окружения Лопиталя получила название «политика».

«По счастию, – с иронией отмечал Месселиер, – на обратном пути мы находились на одной яхте с канцлером, потому что Нева очень глубока, а злоба очень сильна».

Таким образом, балы, маскарады того времени превращались в своеобразные арены сражений государственных мужей за степень влияния на ход внутренней и внешней политики России, а реальные боевые действия чередовались с роскошными праздниками. Военная кампания лета 1758 года была для России, по словам автора замечательных записок о своем времени А. Болотова, «весьма бедственная и такая, какой она еще никогда не имела и которая ей долго будет памятна».

А. Т. Болотов, впоследствии один из выдающихся агрономов XVIII столетия, известный писатель своего времени, находился в 1758 году в Кёнигсберге, где умело сочетал воинскую службу с обучением танцам, в которых, по его словам, так «наторел и наблошнился, что мне все танцуемые тогда в Кёнигсберге разноманерные танцы сделались очень знакомы, и я все их мог танцевать без нужды и безошибочно: а сие с столь малым трудом приобретенное новое искусство и послужило мне тогда очень кстати».

Генерал Корф устраивал в Кёнигсберге великолепные пиры, завершавшиеся многочисленными балами, устраиваемыми почти каждую неделю. Продолжались они большую часть ночи.

Жизнь Кёнигсберга, казалось, была наполнена увеселениями до предела, «но и сего всего было еще не довольно;

генерал наш, для усовершенства наших веселостей и для придания пышной и великолепной своей жизни более блеска, вскоре потом завел у себя и маскарады».

Начались они в покоях губернатора, но вскоре весь город был охвачен маскарадной лихорадкой, разнеслась даже молва, что генерал намерен давать в оперном театре большие всенародные маскарады. Казалось, каждый житель Кёнигсберга был занят созданием оригинального костюма для этого праздника.

На самом маскараде гости не могли оторвать взоров от так называемых «арапских невольничих» костюмов Орлова и Зиновьева. Они были сшиты из черного бархата и опоясаны розовыми тафтяными поясами. Чалмы были украшены бусами. Одинаково одетые, Орлов и Зиновьев были скованы цепями из жести. «Поелику оба они были высокого и ровного роста и оба имели прекрасную талию, то нельзя изобразить, сколь хороший вид они собой представляли и как обратили всех зрение на себя», – отмечал Болотов.

«Каких масок, каких удивительных зрелищ не было на оном! – восхищался очевидец. – Были тут не только так называемые кадрили; были не только маски, изображающие разные дикие и европейские старинные и новые народы, были не только маски, изображающие разных художников и мастеров, например мельников, трубочистов, кузнецов и других тому подобных, но долженствовали и самые бездушные вещи, как, например, шкафы, пирамиды и прочие тому подобные, принимать на себя одушевленные виды и ходить между людьми».

Этот великолепный праздник продолжался почти всю ночь, лишь под утро уставшие от танцев гости разъехались по домам. Но не только благодаря удивительным и необычным костюмам сохранились в памяти Болотова и его друзей кёнигсбергские маскарады. Не менее запомнилось прорицание молодому Орлову, явившемуся на один из маскарадов в костюме древнеримского сенатора. Это платье столь хорошо сидело на молодом человеке, что друзья, любуясь им, оговаривали: «Только бы и быть тебе, братец, боярином и господином, никакое платье так тебе не пристало, как сие». «Таким образом говорили мы ему, – пишет Болотов, – не зная, что с ним действительно сие… случится и что мы ему сие предсказали».

Через несколько лет Орлов сыграет важную роль в очередном дворцовом перевороте, а Екатерина назовет его в письме Фридриху II героем, «подобным древним римлянам лучших времен республики». Удивительное было время: персонажи сказочных праздников воплощали судьбы своих масок в реальной жизни.

Но все это впереди, а пока в Санкт-Петербурге продолжаются балы и маскарады, на которых великая княгиня Екатерина Алексеевна старается не уступить императрице, танцующей превосходно и особенно отличающейся в русском менуэте. Недаром известный балетмейстер своего времени Ланде говорил, что «нигде не танцевали менуэта лучше, чем в России».