Роберт Виппер - Римская цивилизация

В смысле развития народного верховенства этот шаг Сатурнина составлял, может быть, высшую точку, достигнутую римской демократией. Но уже при первом обсуждении дела в сенате обнаружилось, что есть еще другие, пока тайные противники. Сам консул Марий, благоволивший, по-видимому, А. Сатурнину до тех пор, вызвавшийся быть посредником между народом и сенатом, показал свое недоверие к аграрной реформе; он советовал сенаторам подчиниться для виду, пока еще не разошлись по домам скопившиеся в городе крестьяне. Потом Марий согласился даже взять на себя преследование А. Сатурнина и его сторонников вооруженной силой. Мы знаем Мария за деятеля, особенно близкого к всадникам, денежным людям Рима. Они, вероятно, вовсе не сочувствовали сатурниновой политике широкого распространения крестьянских элементов; может быть, им грозила перспектива сокращения больших поставок на Рим, а также они могли опасаться ухода из Италии в колонии свободных рабочих рук. Их союз с Сатурнином и сторонниками аграрного переворота был чисто внешний, временно-политический. Теперь, когда на улицах Рима начиналась революция в интересах сельских классов, они покинули, как в 121 г., вождей демократии и соединились с правительством, со своими политическими и финансовыми врагами, нобилями. Этот картель и заставил Мария приступить к военной экзекуции и осаде Капитолия, где засели Сатурнин, претор Главция, квестор Сауфей и вооруженный отряд крестьян, снова вызванных из деревень. Произошла катастрофа, напоминающая гибель Кая Гракха и его сторонников.

В течение своего кратковременного преобладания в 105–100 гг. демократия достигла более значительных политических результатов, чем в трибунство Кая Гракха. Но распределение партийных элементов было уже другое. Еще решительнее прошла рознь между городскими и деревенскими плебеями, причем с первыми заодно стоят денежные люди, ко вторым примыкают сельские элементы всей Италии. Все эти составные части оппозиции могут идти вместе очень далеко; когда определенно и широко поставлена важная реформа, они расходятся, и первая группа принимает сторону сенатского правительства. В самой городской массе нашлось много ожесточенных врагов Аппулея Сатурнина, которые в своей добровольной помощи правительству зашли гораздо дальше консула, облеченного военной охраной города, когда Марий принял их капитуляцию и обещал им жизнь. Но зато и в высшем правящем классе более чем когда-либо обнаруживается распадение: из среды аристократии скоро выйдет последний великий трибун, принявший значительную часть демократической программы, Ливий Друз. Скоро мы увидим нобилитет резко разделенным между лагерями марианцев и сулланцев.

События и отношения 90-х годов в Риме нам почти неизвестны. Яркой агитации, громкой партийной борьбы тут и не могло быть. Новый разгром демократии, гибель ее вождей, расстройство ее организации, конечно, должны были сказаться в общественной жизни, и катастрофа 100 г. имела последствием несколько лет политического уныния. В Риме сейчас же подняла голову реакция. Главу непримиримых консерваторов, Металла, вернули из изгнания с великим торжеством, а трибуна Фурия, который не соглашался отменить эту ссылку, толпа растерзала. Но за эти годы политического затишья в Риме в большей части Италии готовилось крупное движение.

В событиях 100 г. ясно обнаружилось, что крестьянская демократия гораздо более представлена италиками, чем римлянами, что она превращается в общеиталийский союз. Уже Сатурнин кажется скорее политическим вождем италиков, чем трибуном Рима и его гражданства; у него организована была постоянная и деятельная корреспонденция с сельскими избирателями и с общинами различных частей Италии. Трибунат в Риме служил центром объединения разрозненных до тех пор групп италиков. У них начиналась и своя военная организация, сколь мы можем судить по быстрому приходу в Рим тех деревенских подкреплений, при помощи которых Аппулей Сатурнин одерживал свои полувоенные, полуполитические победы на форуме. Сношения отдельных союзных общин и народцев с центральным штабом демократии, конечно, должны были скоро повести к самостоятельным переговорам, соглашениям и союзам между отдельными группами италиков. В конце 90-х годов мы застаем их в самых оживленных взаимных сношениях: они обмениваются заложниками – это знак последних уговоров перед восстанием – и, видимо, они уже выработали союзную организацию с выключением Рима, невозможно себе представить, чтобы союз «Италия», выбравший в 90 г. своим центром город Корфиний, возник сразу без всяких приготовлений.

После трех десятилетий окольной борьбы путем косвенных влияний и прошений через своих патронов, сановных римлян, после кровавого столкновения 100 г. и катастрофы своего вождя Аппулея Сатурнина, италийцы почти не рассчитывали на мирную уступку со стороны Рима. Но они еще не порывали окончательно со столицей. Еще была возможность войти в соглашение с частью нобилей, ставших в оппозицию к правящим группам. Таким образом, в конце 90-х годов появляется в Риме новый и последний вождь италиков, аристократический трибун Ливий Друз. Он еще раз предлагает законодательным путем провести дарование прав гражданства союзникам, уравнение их с римлянами. Но, в сущности, восстание уже готово, предложение Друза мало чем отличается от угрозы добиться своих требований путем вооруженного вмешательства. Сам Ливий Друз был по отношению к союзникам как бы главным их доверенным в Риме, кем-то вроде общепризнанного неофициального диктатора Италии. Он располагал определенными полномочиями, в силу которых мог вытребовать вооруженную помощь из областей Италии.

В дошедшей до нас формуле присяги каждый из союзников клянется римскими богами и святыми основателями Рима и создателями римской державы, что будет иметь одних и тех же друзей и недругов, вместе с Друзом, что не пощадит ни имущества своего, ни детей своих ради блага и пользы Друза и тех, кто с его стороны также принес клятву. «Если же я достигну прав гражданства в силу закона Друза, то буду считать Рим своим отечеством, а величайшим благодетелем своим Друза, и к той же клятве привлеку возможно большее число граждан». Эта присяга указывает, во всяком случае, на очень тесные связи, образовавшиеся между италиками и главой оппозиции. Их было достаточно для того, чтобы после смерти Друза противники его могли обвинить италиков в покушении на целостность государства.

Ливий Друз занимал в Риме иное положение, чем его предшественник Аппулей Сатурнин. За него, представителя очень богатой старинной семьи, стояли многие крупные нобили, Лициний Красс, Антоний, Аврелий Котта, Сульпиций, он старался приблизиться также к кругам всадников и вообще сущностью его программы был широкий компромисс между всеми классами римского и италийского общества, между всеми разрядами правящего слоя и оппозиции. Друз хотел выйти искусным ходом из двоевластия, устранить антагонизм, который существовал между верховным управлением нобилей и финансовой администрацией всадников. Он предложил к 300 сенаторам из нобилей прибавить столько же из всадников и затем составить суды уже из этого смешанного и обновленного сената. Затем Ливий Друз вводил в свой план по примеру Кая Гракха и Сатурнина снабжение дешевым или даровым хлебом столичного населения. Наконец он предлагал вывести несколько колоний в Италии и Сицилии частью на местах уже намеченных, т. е. опять возобновлял аграрные предложения Гракхов и Аппулея Сатурнина, предлагал помощь малоземельным или безземельным из территориального фонда государства или на средства казны. В чью же пользу было направлено это аграрное предложение Ливия?