Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии. 1917–1921 гг.

Вопрос о мире был настолько сложным, что мнения собравшихся разделились: 8 человек (шесть из них представители фронта) высказалось за подписание мира на германских условиях [243], 7 – против (пятеро – представители тыла). Верховный главнокомандующий прапорщик Н.В. Крыленко отметил, что накануне Брестского мира «такое же неопределенное голосование» состоялось и в центральных комитетах обеих руководящих политических партий (большевиков и левых эсеров), на котором блок левых эсеров и левых коммунистов в конечном итоге предоставил «карт-бланш» советской мирной делегации.

Но интересно другое: если вопрос о мире с германцами расколол ряды революционеров и практиков, то вопрос о судьбе армии был однозначно решен членами центральных комитетов РСДРП(б) и ПЛСР. Участники указанных совещаний, по свидетельству Н.В. Крыленко, ввиду «категорической невозможности бороться против стихийного потока демобилизации» приняли «категорическое решение демобилизовать армию целиком» [244]. Интересны не только констатация факта единодушия в этом вопросе, но и понимание участниками совещаний возможности осуществления полной демобилизации армии.

На заседании СНК 6 января присутствовали: от Наркомвоена – Крыленко, Легран, Подвойский; от Наркоммора – Раскольников, Дыбенко; приглашенные Главком Западного фронта А.Ф. Мясников, председатель Центрального комитета депутатов армии и флота Нежинский и начальник военного, политического и гражданского управления при Главнокомандующем Западного фронта И.А. Апетер [245]. Несмотря на то, что соответствующего пункта в протоколе не зафиксировано, можно предположить, что решение совещания по демобилизации сразу сообщили Совнаркому, заседавшему в вечерние часы.

При переходе к созидательной работе после «овладения аппаратом» (термин В.И. Ленина) большевики использовали идеи, высказываемые до октября 1917 года реакционерами. Они быстро учились у тех чиновников, которых стали контролировать. Принятие большевиками – руководством военного ведомства – необходимости строительства новой армии не означало признания общепризнанных принципов формирования армии (призыв, регулярность, постановка на ответственные посты военных специалистов) большинством членов коллегии Наркомвоена, полагавшим, что новая армия должна быть исключительно классовой («пролетарской») и исключительно же добровольческой, причем с «новым типом боевой единицы» – неким «отрядом», включающим все рода войск и непременно «достаточно стойким, чтоб[ы] в соединении с двумя такими же единицами» суметь противостоять регулярным армиям «капиталистических хищников» [246]. А в деле создания такой армии, полагали руководители Наркомвоена, военспецы оказались «излишними», уже хотя бы потому, что в условиях обязательной выборности добровольцами – «пролетариями» своего командного состава офицеры не уживутся с «полновластными солдатскими комитетами» [247]. Между тем, как доказали безуспешные попытки строительства Красной Армии в январе-феврале 1918 года, обойтись в этом крайне необходимом Советской власти деле без массового привлечения военных специалистов оказалось невозможным [248].

Руководство военного ведомства упорно не желало осознать тот факт, что любые средства хороши для срочной организации вооруженной защиты Советской власти, хотя В.И. Ленин еще в январе 1918 года, в связи с « великой задачей создания социалистической армии », совершенно недвусмысленно подчеркивал, что: «Советской власти грозит и внешний враг…, и враг внутренний – контрреволюция…» [249].

Высшее большевистское руководство (В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Я.М. Свердлов) не было согласно с взглядами военного руководства на будущее армии [250]. В феврале 1918 года возникла ситуация, когда руководство военного ведомства стало проводить политику, идущую вразрез с планами большевистского руководства. Поэтому Ленин и его «соратники» должны были направить военное строительство в русло первоочередных государственных задач – они понимали, что без сильной армии невозможна сильная власть.

Первоочередными задачами Советской власти были: «организация обороны Советской Республики» (первая) и срочное «создание органов военно-политического и оперативно-стратегического руководства вооруженной борьбой как в масштабе страны, так и на главных стратегических направлениях…» (вторая) . [251]И эти органы были созданы в течение двух дней: Временный исполнительный комитет (для реализации первой задачи) , Комитет революционной обороны Петрограда (для реализации второй) .

Временный исполнительный комитет СНК (далее – Временный ИК СНК) был выделен из СНК на заседании 20 февраля для обеспечения «непрерывности работ» в составе пяти наркомов. Из этих пяти: по два наркома от РСДРП(б) и Партии левых эсеров (далее – ПЛСР), во главе – председатель СНК В.И. Ленин. Во Временный ИК СНК вошли: один из лидеров большевиков нарком по иностранным делам Л.Д. Троцкий; один из крупнейших партийных организаторов нарком по делам национальностей И.В. Сталин, В.И. Ленин (большевики) , член ЦК ПЛСР нарком почт и телеграфов П.П. Прошьян и один из основателей ПСР, товарищ председателя президиума ЦК ПЛСР и член бюро левоэсеровской фракции во ВЦИК нарком госимуществ В.А. Карелин. Неформальное название этого органа – «Совет пяти народных комиссаров» [252]. Казалось бы, создание Временного ИК СНК позволяло В.И. Ленину обеспечить оперативное принятие решений в чрезвычайных условиях германской угрозы и максимальную централизацию управления в воюющей стране. Троцкий вошел во Временный ИК СНК как лицо, ответственное за внешнюю политику государства. Сталин в этот период «лавировал между позициями Ленина и Троцкого» [253]. Через Прошьяна и Карелина Ленин мог рассчитывать на поддержку левых эсеров в проведении принятых оперативных решений. В действительности временный орган СНК состоял из двух людей – Ленина и Карелина (все остальные на заседаниях почти не появлялись).

Это предположение подтверждается произошедшим на следующий день важнейшим событием: 21 февраля 1918 года состоялось заседание ЦК ПЛСР, на котором (как сообщила «Правда» на следующий день) «был принят целый ряд решений, касающихся дела организации революционной обороны», среди которых выделялось постановление левоэсеровского ЦК «приступить к созданию и вооружению боевых организаций партии левых с.-р.» [254]. Это означало, что 21 февраля ПЛСР официально приступила к созданию собственной – параллельной Красной Армии – вооруженной силы. В отличие от руководства большевиков, левые эсеры ориентировались исключительно на «революционную самодеятельность масс», предполагая, как и первоначальное руководство Наркомвоена, ограничиться «повстанческими» (т. е. партизанскими) формированиями [255]. Вряд ли такое решение было принято спонтанно – большевистское руководство (Ленин в частности) не могло с ним не считаться. Противостоять созданию левоэсеровских вооруженных формирований в условиях продолжавшейся Первой мировой войны было не реально [256]– большевикам пришлось идти на компромисс со своими «попутчиками» во власти.