Дмитрий Яворницкий - История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

Прибыв в Базавлуцкую Сечь и прождав здесь сорок дней, Ласота наконец дождался возвращения кошевого с похода, который прибыл с большой добычей и с пленными, между коими был один из придворных самого хана, Беляк. От Беляка Ласота узнал, что хан выступил в поход с 80 000 человек и имел намерение двинуться прямо на Венгрию. После этого Ласота изложил свое поручение в казацком коше, и казаки по поводу его предложения разделились на две партии – партию начальствующих и партию черни. Чернь, после долгих споров, изъявила сперва свое согласие на вступление в службу под императорские знамена и в знак этого стала бросать вверх свои шапки. Она выражала полную готовность сражаться с турками за германского императора и не отказывалась даже двинуться в Валахию, а оттуда, переправившись через Дунай, вторгнуться в самую Турцию. Однако дальность пути, недостаток в лошадях и в провизии, вероломство валахов и их господаря, неопределенность условий самого Ласоты заставили запорожцев вновь рассуждать и спорить по поводу предложения, сделанного им немецким посланником. Конечным результатом этих совещаний и споров было то, что запорожцы решили вместе с Ласотой отправить к Рудольфу II двух своих посланцев, Сашка Федоровича и какого-то Ничипора, да еще двух членов товарищества, чтобы условиться с императором насчет их службы и содержания; в то же время запорожцы нашли нужным отправить послов и к московскому царю, как защитнику христиан, с просьбой прислать им помощь против турок, всегдашних врагов русских людей. С той и с другой стороны дана была грамота, заканчивавшаяся словами: «Datum в Базавлуке, при Чертомлыцком рукаве Днепра, 3 июля 1594 года».

Этим наши сведения о Базавлуцкой Сечи и оканчиваются. О дальнейших результатах договоров Ласоты с запорожскими казаками находим сведения в донесении патера Комулео от 14 декабря 1592 года. Много стоило хлопот патеру Комулео рассеять недоверие молдавского господаря в отношении запорожских казаков, но он под конец успел-таки свести их. «Я устроил, – говорит он, – что помянутые казаки подошли к молдавским границам, что они и сделали, став лагерем вблизи молдавского войска. Молдавский князь согласился действовать заодно с казаками, частью вследствие убеждения и настояний, которые я ему делал, для чего ездил нарочно два раза в Молдавию, частью же из страха турок и из боязни самих татар, о которых я узнал, что турки хотели с помощью их отнять у него княжество. В силу всего этого он собрал войско в 21 000 человек, вооружил его хорошо артиллерией и вышел к проходу, которым татары обыкновенно проходили через Молдавию и Венгрию, решившись смело противиться и не пропустить их. Когда я потом узнал, что князь молдавский отказался соединиться с казаками, то послал убедить их не оставаться дольше здесь понапрасну, а идти разорять какие-нибудь ближайшие турецкие города, обещая, что молдавский князь не будет им препятствовать в этом. Я тайно предложил кое-какие подарки начальнику казаков, обещая ему больше со временем. Последний и ушел с помянутыми казаками. Этот раз я послал ему сто флоринов, какие со мной были, и обещал соединить его с днепровскими казаками для хорошей добычи. Начальник казаков не захотел ожидать и пошел под город Килию, где и остановился» [214] Донесения патера дона Александро Комулео, письмо восьмое. .

Томаковская Сечь находилась на острове Томаковке, получившем свое название от татарского слова «тумак» – «шапка», и называвшемся иначе Днепровским островом, Бучками, Буцкой, теперь известном под именем Городища [215] Курьезное толкование слова Томаковка находим у Кулиша: Буцкий=Бутский=Бутовский, по Кулишу, происходит от слова «бут» – толмач, или товмач, отсюда Товмаковский: Отпадение Малороссии. Москва, 1890, II. . Возникновение Томаковской Сечи можно относить к двум моментам: или к тому времени, когда впервые основана была и Хортицкая Сечь, или ко времени после основания Базавлуцкой Сечи. В первом мнении утверждает нас автор истории Малой России Бантыш-Каменский, когда говорит о князе Димитрии Ивановиче Вишневецком, укрепившем не один только остров Хортицу, но и остров Томаковку [216] Бантыш-Каменский. Указ, соч., М., 1842; то же повторяет и Маркевич в своей Истории Малороссии. М., 1842, I. . Второе предположение является само собой на том основании, что если бы Томаковская Сечь была основана раньше Хортицкой, то о ней не преминул бы сказать Эрих Ласота; а между тем, проезжая мимо острова Томаковки, он и словом не заикнулся о том, что была здесь Сечь, тогда как о Хортице он положительно говорит, кто и когда на ней делал укрепление. Но когда же именно возникла Томаковская Сечь? На этот вопрос мы не можем дать точного ответа, потому что не имеем на то положительно никаких данных. Можно лишь сказать, на основании слов польского историка Мартина Бельского, что в XVI столетии она уже существовала. Правда, историк Николай Иванович Костомаров утверждает, что Томаковская Сечь возникла в 1568 году, но приводимый им в подтверждение этого исторический документ решительно ничего не говорит о Томаковской Сечи [217] Южная Русь и казачество. Отечественные записки, 1870, CLXXXVIII, 39. . Вот он буква в букву: «Подданым нашим, казаком тым, которые з замков и месть наших Украйных, без росказаня и ведомости на тое господарское и старост наших Украйных, зехавши, на Низу, на Днепре, в полю и на иных входах перемешкивают: маем того ведомост, иж вы на местцах помененых, у входах разных свовольно живучи, подданным цара турецкого, чабаном и татаром цара перекопского, на улусы и кочовища их находючи, великие шкоды и лупезства им чините, а тым граници панств наших от неприятеля в небезпечество приводите» [218] Архив Юго-Западной Руси. Киев, т. І, ч. III, 20 ноября, 1568 г. . В приведенном акте говорится лишь о том, что запорожские казаки «перемешкивают» на Днепре, на Низу и на полях. Но Днепр велик, а Низ и поле еще больше того: на Днепре, кроме Томаковскаго острова, в пределах Запорожья, было 264 острова. Таким образом, акт, приводимый Н.Н. Костомаровым, ничего не говорит о Томаковской Сечи, и потому год ее возникновения и имя основателя остаются нам неизвестны. Так же глухо говорит о Томаковской Сечи и польский историк Мартин Бельский в XVI веке: «Есть и третий такой – остров на Днепре, – который назывался Томаковка, на котором большей частью низовые казаки перемешкивают (niżowi kosaky miesczkiwaią), так как это было для них самое лучшее укрепление» [219] Kronika polska Mart. Rielskiego, Sanok, 1856, II. . У Эриха Ласоты и у Боплана о Томаковской Сечи совсем не находим никаких сведений: они упоминают о ней только как об острове на реке Днепре, причем Ласота не называет даже по имени этого острова, хотя не оставляет никакого сомнения в том, что он говорит именно о Томаковке. Он рассказывает, что, спускаясь вниз по Днепру, речная флотилия его миновала три речки Томаковки, текущие в Днепр с правой стороны и впадающие в него в том месте, где находится значительный остров [220] Эрих Ласота. Путевые записки. Одесса, 1852. . Значительный же остров против устья речки Томаковки есть только один – одноименный с речкой. Боплан вовсе не видал острова Томаковки и говорит о нем только по рассказам, что это остров высокий, круглый, имеет вид полушара, в поперечнике не более одной трети мили, весь покрыт лесом, стоит более к русскому, нежели к татарскому берегу, и настолько открыт, что с вершины его будто бы можно видеть весь Днепр от самой Хортицы до Тавани; последние, однако, слова Боплана совершенно неправдоподобны, ибо это значит видеть с одной стороны за 50, а с другой – за 150 верст. Определенно о Томаковской Сечи говорит один только князь Мышецкий: он утверждает, что в древние годы здесь была Запорожская Сечь, где и «ныне тута знатное городище» [221] Мышецкий. Указ. соч. .