Винсент Питтс - Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке

Великолепию замка соответствовали столь же впечатляющие сады, разбитые Ленотром. Сети аллей вперемежку с геометрическими формальными клумбами. Продуманно расположенные статуи и гроты, а главное – водяные каскады, фонтаны, гранд-канал и пруд, куда через изощренную систему свинцовых подземных труб поступала вода местных ручьев и источников, окружали замок со всех сторон.

Во что обошлось все это великолепие, так и не установлено, хотя на эту тему много спорили в ходе судебного процесса. Суммарная стоимость сделки по покупке полностью всех владений вокруг Во оценочно составляла около 506 000 ливров. Стоимость контрактов на строительство замка и окружающих его построек составила порядка 857 000 ливров [249]. Однако в эти цифры не входят ландшафтные работы, стоимость комплектующих, цена произведений искусства, мебели, затраты на другие работы внутри замка. Современные исследования оценивают совокупные затраты в 23 миллиона ливров. По мнению Жюля Лера, они составляли от 3 до 4 миллионов ливров. Жан Кристиан Птифис говорит о 4 миллионах [250].

Сколько бы это ни стоило, Фуке получил то, что желал. Общий эффект, как сформулировал Энтони Блант, стал «триумфальным успехом». Он добавляет, что «такому сочетанию замка и садов во Франции, пожалуй, не было равных» [251]. Благодаря реставрации ХХ века современный посетитель легко может представить себе, как потрясал зрителя этот ошеломительный ансамбль, когда он был только создан. Несколько лет спустя того же эффекта – и силами все той же самой команды, которую изначально собрал Фуке, – добился Версаль. Друг Фуке, мадемуазель де Скюдери, назвала строительство «работой, которую выполнил человек, способный только на великое» [252].

Грандиозный проект Фуке ни для кого не являлся секретом. Летом 1659 года Мазарини остановился там на ночь. Как подлинный знаток, кардинал оценил ход внутренних работ под руководством Лебрёна. Мазарини изучил только что законченные планы Ленотра по разбивке садов и предметы искусства, собранные Фуке. Его похвальный отзыв побудил молодого короля, его брата Филиппа [253]и королеву-мать посетить поместье, пусть коротко и неформально [254].

Почти ровно через год, возвращаясь со своей испанской невестой инфантой Марией Терезией [255], Людовик с двором остановился в Во – по пути из Фонтенбло в Париж – с визитом и на обед. Кузина короля, герцогиня де Монпансье, сама ветеран нескольких строительных проектов, назвала Во «заколдованным местом» [256]. В июле 1661 года брат короля Филипп Орлеанский и его жена Генриетта Английская [257]посетили Во с отрядом придворных. Их приняли с исключительным блеском, великолепно угощали и развлекали премьерой новой пьесы одного из протеже Фуке – Мольера, которая называлась L’École des maris («Школа мужей») [67]. Этот визит являлся своего рода генеральной репетицией знаменитого праздника, который суперинтендант в августе 1661 года дал в честь короля, чтобы отметить завершение своего проекта. Согласно популярному мифу, праздник привел его к падению. Но на самом деле судьба Фуке была решена задолго до того, как молодой король воспользовался гостеприимством своего суперинтенданта.

Среди тех, с кем Фуке доводилось общаться по службе, был личный секретарь кардинала Жан Батист Кольбер [258]. На четыре года моложе Фуке, Кольбер происходил из Реймса, из семьи влиятельных потомственных коммерсантов, международных торговцев и банкиров. Его отец, Никола Кольбер, переехал в Париж в 1629 году и стал там partisan – участником одного из синдикатов, кредитующих государство. Кроме того, он купил должность receueur general… des anciennes rente… sur les aides – генерального сборщика акцизного налога на некоторые виды поступающих в Париж товаров. Он отвечал за его сбор и распределял полученные средства на выплаты аннуитетов по займам под соответствующие акцизы. Другие члены семьи тоже служили в финансовой администрации, а некоторые имели отношение к откупам соляного налога. Кольберы могли даже похвастаться семейными связями с предшественником Фуке, Партичелли д’Эмери [259].

Жан Батист Кольбер попал в причудливый мир государственных финансов благодаря деятельности и кругу отца. Юношей он учился у банкиров и коммерсантов в Реймсе, Лионе и Париже. Потом некоторое время изучал право под руководством парижских юристов. Однако главный его талант лежал в области финансов и администрирования. Сколько-нибудь глубокого понимания права он, по всей видимости, не приобрел. Известно, что позднее он не проявлял ни уважения к процессуальным процедурам, ни интереса к формальной стороне дела, дорогой сердцу любого юриста.

В 1640 году отец купил ему правительственный пост commissaire ordinaire de guerre [260], подчиненного военному министру, – своего рода инспектора, обязанного, среди прочего, учитывать личный состав гарнизонов и контролировать обеспечение их амуницией и припасами. У Кольберов в родне уже были высокопоставленные государственные чиновники из этого ведомства: в 1643 году Мишель Летелье [261](его сестра вышла замуж за одного из Кольберов) стал военным министром. И хотя в будущем Кольберам и Летелье предстояло яростное и беспощадное соперничество, в 1640-х годах они еще были союзниками. Молодой Жан Батист начал свою карьеру как протеже Мишеля Летелье [262].

Кольбер служил у него все 1640-е годы и, подобно самому Летелье, во времена Фронды остался верен короне. Вскоре его начали уважать за работоспособность – эта репутация оставалась с ним до конца, – и дотошность. Кроме того, он умел убедить каждого своего очередного покровителя, что полностью предан его интересам. Такое впечатление он последовательно создал у Летелье, Мазарини и Людовика XIV. В эти же годы зарабатывал репутацию верного слуги трона и Фуке. Впервые эти двое, видимо, встретились в августе 1650 года. Первые впечатления Кольбера были вполне благоприятными. Судя по всему, именно он убедил Летелье не препятствовать назначению Фуке procureur général осенью 1650 года [263].

По роду своих обязанностей Кольбер часто оказывался на виду у Мазарини и регентши. В начале зимы 1651 года Мазарини отправлялся в ссылку во владения архиепископа-курфюрста Кёльнского. В отчаянных поисках надежного человека, которому он смог бы доверить заботы об оставляемом во Франции имуществе и капитале, он обратился к Летелье за помощью. Таким доверенным лицом, конфиденциальным личным секретарем ссыльного кардинала и стал Кольбер, формально продолжая служить у Летелье. Он вновь сумел обзавестись благодарным патроном. На этот раз в лице Мазарини, искренне писавшего: «Кольбер – мой человек и ради меня утопит тех, кого любит, не исключая и Летелье» [264]. В одном из первых писем к кардиналу Кольбер позволил себе дерзость пожурить его за небрежность в личных финансах. Протеже прозрачно намекнул о согласии патрона отдать какие-то из своих церковных доходов, выплату крупных пансионов и займы «от имени короля, что и привело к сегодняшнему неудобному положению» [265]. Прозвучало это как упрек в том, что Мазарини пренебрегает собственными интересами ради интересов трона. Непреднамеренная ирония этого аргумента придала Мазарини решимости бороться за свое состояние, пусть даже ценой гибели государства. Пока кардинал находился в ссылке, Кольбер, в сотрудничестве с Никола и Базилем Фуке, превзошел самого себя, стремясь спасти то, что еще можно было спасти от санкционированной Парижским парламентом конфискации [266].