Array Коллектив авторов - Царь Петр I «Западный либерал». Иностранцы о царе-реформаторе

К. А можно обжаловать решение одного приказа другому?

Ф. Да, но только Посольскому приказу. Но нужно опять давать взятку. Как уже сказано, все зависит от денег.

К. А какие у них наказания?

Ф. По гражданским делам существуют: заключение в тюрьму, правёж, батоги и денежный штраф. По уголовным же делам или по другим делам такого же характера наказывают кнутом, высылкой в Сибирь, виселицей и казнью отсечением головы топором.

К. Ах, мой господин Филандер, мне давно хотелось знать, какова в этом случае судебная процедура.

Ф. Батоги даются таким образом: если кто либо украл нечто мелкое или совершил другой незначительный проступок, то его кладут на землю, после чего один слуга садится ему на шею, другой – на ноги. И каково преступление, таково и количество ударов провинившемуся. Его бьют малыми прутьями по спине, затем переворачивают и бьют таким же образом по животу в соответствии с тем, что он заслужил. И иногда бьют так долю, что он умирает.

Кнут же дается двумя способами. Некоторые получают его «милостиво», а некоторых им «пытают». Сам кнут – это длинный, толстый, сужающийся к концу бич. Кто получает «кнут милостивый», тому обнажают спину, сажают ему на горб человека или связывают, а палач делает ему кнутом столько ударов, сколько приговорит канцлер или суд. Однако подчас и один удар кнутом бывает таков, что кожа лопается и течет светлая кровь. И когда это происходит, то преступник должен говорить «спасибо». А после наказания подобное лицо считается столь же честным, как и было до преступления, и никто не имеет права его упрекать, иначе получит такое же наказание.

А если кого кнутом «пытают», то это происходит так: в приказе устроена специально для этой цели виселица, в том же помещении, где сидят арестованные. Преступника тянут веревками за руки через верхнюю перекладину виселицы (а руки у него связаны за спиной), так что руки оказываются над головой. Тянут так, что слышно, как хрустят кости; подвешивают его так, словно раскачивают на качелях. Затем руки по отдельности привязывают к перекладине виселицы, а ноги перевязывают между собой и просовывают между ними толстую балку, на которую наступает один из слуг-палачей, так что несчастный грешник даже не может шевельнуть ногами. Этот же слуга хватает его за волосы, чтобы кнут не попадал по голове, и после этого палач или какой-нибудь доброволец наносит по голой спине столько ударов, сколько было приговорено. Я видел одного такого несчастного грешника, который приблизительно после 80 ударов висел совсем мертвый, ибо вскоре уже на его теле ничего не было видно, кроме кровавого мяса до самых костей. Продолжая бить, преступника все время допрашивают. Но этот, которого я видел, все время повторял: «Я не знай, я не знай», – пока в конце концов вообще не мог больше отвечать. Тогда палач подошел с раскаленным железом и несколько раз ткнул им несчастного грешника в спину. Тот снова стал кричать и жалобно завывать. Это выглядело очень страшно, но мне сказали, что так делают для излечения, чтобы спина снова зажила…

К. А как высылают в Сибирь?

Ф. Сибирь – ныне довольно населенная и обработанная земля, как рассказывали мне офицеры, которые там побывали. Но кого туда высылают из немилости, тех приковывают к телеге и загоняют подальше в глушь ловить соболей, и каждый обязан в определенный срок поставить определенное количество зверьков. При этом высланный получает плохое питание – хлеб и воду. Если он не поставит положенного количества соболей, то получает еще и кнута. Если сможет набить сколько-нибудь сверх урочного количества, то весь лишек принадлежит ему, и, говорят, есть такие хорошие стрелки, которые почти и не стремятся оттуда выбраться, ибо овладели искусством настолько, что вполне могут за его счет заработать на пропитание. Некоторые высылаются пожизненно, другие же – на определенное время, в зависимости от проступка…

К. А печатня у русских тоже есть?

Ф. Да, сейчас у них есть одна печатня, ее устроил какой-то поляк. Но особого успеха она не имеет [10] Кроме Москвы, в России существовали в те годы типографии в Киеве и Чернигове. …

Печатается по: Шлейссингер Г. А. Полное описание России, находящейся ныне под властью двух царей-соправителей – Ивана Алексеевича и Петра Алексеевича. [Пер. по рукописи с нем.] – Вопросы истории, 1970, № 1, с. 103–126 (в публ. Л. П. Лаптевой «Рассказ очевидца о жизни Московии конца XVII века»).

Апрель

13 апреля я получил (автор в это время находился в Париже) , через тайного советника Клауссенгейма, приказание его королевского высочества герцога Голштинского ехать за ним в Ригу…

Конечная цель путешествия – Петербург, куда автор прибыл вечером 23 июня 1721 года в составе его свиты; он приехал в Петербург за несколько дней до приезда сюда герцога Карла-Фридриха. Подробное и интересное описание поездки по Европе начала XVIII века находится за рамками данной книги, поэтому мы сразу перейдем к тому месту в дневнике, где автор описывает свое пребывание в Петербурге.

Июнь

24-го у посланника обедал прусский министр при здешнем дворе, барон Мардефельд, которого я имел честь видеть в первый раз. Я уж прежде слышал о нем много хорошего и потому очень желал с ним познакомиться, чтоб иногда проводить у него по нескольку приятных часов. Говорят, он часто имеет у себя музыку, и сам превосходно играет на лютне. Он был так предупредителен, что тотчас просил меня посещать его. К этому обеду собралось у посланника большое общество: кроме наших кавалеров, которые заняли за столом довольно места, там были еще гвардии унтер-офицер барон Ренне и младший барон Левенвольде, с которым я уже за 7 лет познакомился в Петербурге. Пили довольно много, потому что нашлось несколько любителей, хорошо умевших подстрекать других. После обеда я всячески старался найти себе квартиру, однако ж принужден был ночевать у посланника: все квартиры, на которые мне было указано, решительно никуда не годились.

25-го, рано утром, для меня нашли, наконец, две маленькие плохие комнатки, в которых жил недавно переселившийся в Петербург немец, пряничник, с женою, очень хорошенькой француженкой. Хотя мне было крайне неприятно вытеснять этих бедных людей из только что нанятых ими комнат, тем более, что они заплатили за них вперед и, следовательно, имели полное право жаловаться, что отдали деньги за три комнаты, а жить должны в одной, однако ж я принужден был к ним переехать. Им объявили, чтоб к вечеру две комнаты были очищены, что они и исполнили. Перед обедом, около половины одиннадцатого часа, когда царь возвращался из церкви, с крепости стреляли из всех пушек, чем и началось празднование коронации по случаю наступления 39-го года царствования его величества, вступившего на престол 10 лет от роду. Говорили, что нынешний год день этот празднуется вовсе не великолепно; но почему, никто не знал. Услышав пушечную пальбу, я тотчас отправился вместе с тайным советником Геспеном, посланником Штамке и другими нашими кавалерами навстречу царю, которого мы увидели на реке. Когда он вошел в длинную галерею, стоящую в аллее, идущей к царскому летнему дворцу, все собравшиеся там русские и тайный советник Геспен с посланником Штамке подошли к нему с поздравлением. Спросив последних, когда приедет его королевское высочество, и получив в ответ, что они ожидают его всякий час, царь пошел с князем Меншиковым и со всей свитою на находящееся близ сада большое открытое место, где стояли в строю оба гвардейских полка, Преображенский и Семеновский. Первый состоял из четырех батальонов, второй из трех. В обоих, как говорят, до 7000 человек, не считая нестроевых. Большая часть рядовых, по крайней мере, очень многие из них, князья, дворяне или унтер-офицеры из армейских полков…