Нэнси Шилдс Коллманн - Преступление и наказание в России раннего Нового времени

И все же государство стремилось обеспечить достойное правосудие: судебники 1497 и 1550 годов строго предупреждают судей: «Також и всякому судье посула от суда не имати никому. А судом не мстити, ни дружити никому». В 1649 году Соборное уложение особенно акцентировало внимание на обязанности судей следить за законом: «И всякая росправа делати всем людем Московского государьства, от большаго и до меньшаго чину, вправду». Можно было бы расценить подобное заявление как риторическое, если бы не личное участие Алексея Михайловича в составлении Соборного уложения 1649 года и решении различных судебных дел. Поскольку, как заметил Крамми, военный, выступавший в качестве судьи, «оставлял всю рутинную и интеллектуальную работу специалистам, служившим под его началом», вся надежда на поддержание законности в стране лежала на плечах дьяков и подьячих [111] Судебник 1497 г., ст. 1: РЗ. Т. II. С. 54. Судебник 1550 г., ст. 1: РЗ. Т. II. С. 97. Соборное уложение. Гл. 10, ст. 1: РЗ. Т. III. С. 102. Hellie R. Early Modern Russian Law: The Ulozhenie of 1649 // Russian History. 1988. Vol. 15. № 2–4; Idem . Ulozhenie Commentary: Preamble; Гурлянд И.Я. Приказ сыскных дел; Crummey R.O. Aristocrats and Servitors. Р. 40–41, 44, 52–57, цит. на с. 41; Устюгов Н.В. Эволюция приказного строя. С. 162. .

Прибыв в Московию, иностранцы сразу же обращали внимание на отсутствие юристов. Посетивший Россию в начале XVI века Сигизмунд Герберштейн отмечал: «Свидетельство одного знатного мужа имеет больше силы, чем свидетельство многих людей низкого звания. Поверенные (рrосuratores) допускаются крайне редко, каждый сам излагает свое дело». Жак Маржерет писал около 1606 года, что «по их законам, каждый защищает себя сам или выставляет своего родственника или слугу, так как о прокуроре или адвокате там и речи нет». Позднее, в 1698 году, это мнение разделял и дипломат Иоганн-Георг Корб, утверждавший, что тяжущиеся стороны представляли свои дела «без всякой помощи поверенных или адвокатов» [112] Герберштейн C. Записки о Московии / Пер. А.В. Назаренко. М.: МГУ, 1988. С. 120; Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета / Пер. Т.И. Шаскольской. М.: Ин-т истории РАН, 1982. С. 162; Корб И.Г. Рождение империи / Пер. Б. Женева и М. Семеновского. М., 1997. С. 216. Похожие замечания делали Ричард Ченслор в 1553 г. («У них нет специалистов-законников, которые бы вели дело в судах. Каждый сам ведет свое дело…»: Ченслор Р. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке / Пер. Ю.В. Готье. М., 1935. С. 62. И Джон Перри в начале XVIII в. («В стране этой нет присяжных заседателей (juries), ни стряпчих (counsel), которым предоставлено было бы право защиты»: Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. В отношении многих великих и замечательных дел его по части приготовлении к устройству флота, установления нового порядка в армии, преобразования народа и разных улучшений края // ЧОИДР / Пер. О.М. Дондуковой-Корсаковой. М., 1871. Кн. 2. С. 91. . Иностранцам это казалось серьезным упущением.

В Западной Европе к XVI веку профессия юриста уже вполне оформилась. В Англии юристы известны со Средневековья, особенно в области гражданского права. В 1187–1189 годах был составлен учебник для юристов, а штат профессионально обученных юристов складывался вместе с развитием гражданских судов. Подобным же образом в итальянских университетах и городах XII–XIII столетий юристы и профессиональный нотариат процветали с возрождением римского права. Так, во Флоренции уже в начале XV века могущественная гильдия «юристов и нотариев» надзирала за профессиональным обучением и стандартами работы. Нотариусы, хотя и не получали специального юридического образования, применяли свои юридические знания и навыки, составляя завещания, контракты и оформляя сделки [113] Kim M.S. – H. Lawyers // Europe, 1450 to 1789 / Ed. J. Dewald. New York: Charles Scribner’s Sons, 2004. Vol. 3. Р. 459–464; Briggs J. et al. Crime and Punishment. P. 11; Bouwsma W. Lawyers and Early Modern Culture // American Historical Review. 1973. № 78. P. 303–327. . В Европе раннего Нового времени юристы в меньшей степени были вовлечены в тяжбы в сфере уголовного права. Как правило, и в Англии с ее судами присяжных, и на континенте, где розыскной процесс получил распространение в XVI веке, обвинение, в отличие от защиты, использовало юристов. Несмотря на это, юридические знания и навыки были широко распространены и могли привлекаться во время подготовки к суду [114] Langbein J.H. Prosecuting Crime in the Renaissance; Briggs J. et al. Crime and Punishment. P. 28; Langbein J.H. The Criminal Trial before the Lawyers // University of Chicago Law Review. 1978. № 45. С. 263–316. В Англии адвокаты не допускались к уголовному судопроизводству вплоть до второй половины XVIII в. .

В России ни нотариусов, ни юристов в качестве представителей отдельной профессии до эпохи Великих реформ 1860-х годов не существовало. Это указывает на то, что в раннемодерной России грамотность была функциональной и являлась принадлежностью определенных групп людей. Большая часть населения была неграмотна, и лишь некоторые умели читать и писать в той степени, в какой это было необходимо для их работы. Купцы и ремесленники использовали в своих делах разговорный язык, на котором заключали сделки и вели деловую переписку и бухгалтерию. Большинство приходских священников было достаточно грамотно, чтобы служить литургию на церковнославянском и подписывать документы. По Соборному уложению 1649 года, если участник тяжбы был неграмотен, вместо него предпочтительно было подписываться именно священнику. Крупные землевладельцы – от патриарха до монастырей и дворянства – и даже большие деревни нанимали писцов для ведения делопроизводства. Функциональная грамотность, насколько можно судить, была распространена и среди провинциального дворянства, нуждавшегося в ней для управления имениями и несения государевой службы. Исследования Д. Миллера для XVI века и К. Стивенс для XVII века показывают, что почти половина представителей различных групп дворянства (монастырские вкладчики, личный состав полков) могли написать свое имя на документе [115] Подписи священников: ЗА. № 188. Ст. 7 (1628). Соборное уложение. Гл. 10, ст. 246: РЗ. Т. III. С. 144. Miller D.B. Saint Sergius of Radonezh, His Trinity Monastery, and the Formation of the Russian Identity. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 2010. Р. 239–243; table 3; Stevens C.B. Belgorod: Notes on Literacy and Language in the Seventeenth-Century Russian Army // Russian History. 1980. Vol. 7. № 1–2. P. 113–124; Глазьев В.Н. Власть и общество. С. 191. .

Литературные навыки были по большей части сосредоточены в церкви. В монастырях и епархиальных центрах монахи составляли и копировали летописи и различные религиозные сочинения, написанные на русском языке высокого стиля, который на протяжении XVII века сильно пополнился церковнославянской лексикой. После Смутного времени под влиянием Польши и Украины появились дворяне и приказные, освоившие сочинение стихов, пародий и других видов светской литературы на русском и церковнославянском языках [116] Грамотность в России: Marker G.J. Literacy and Literacy Texts in Muscovy: A Reconsideration // Slavic Review. 1990. Vol. 49. № 1. Р. 74–89; Okenfuss M.J. The Discovery of Childhood in Russia: The Evidence of the Slavic Primer. Newtonville, Mass.: Oriental Research Partners, 1980. Приказная литература: Bushkovitch P. Religion and Society in Russia: The Sixteenth and Seventeenth Centuries. New York and Oxford: Oxford University Press, 1992. Р. 140–145. . Однако самым крупным резервуаром грамотности, которая в данном случае носила функциональный, светский и почти разговорный характер, являлась царская бюрократия. В этих условиях умение читать и писать приобреталось в ходе работы, а не в школе.