Борис Колоницкий - «Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа «вождя народа» (март – июнь 1917 года)

И по сей день наиболее обстоятельным жизнеописанием Керенского является книга британского исследователя Р. Эбрахама, опубликованная еще в 1987 году [17] Abraham R. Alexander Kerensky: The First Love of the Revolution. London, 1987. . Автор не мог в те времена работать в российских архивах, но он внимательно изучил прессу эпохи, работал в архивах нескольких стран, опрашивал людей, лично знавших Керенского.

Перестройка сделала возможным углубленное изучение биографии Керенского в России: доступными стали новые источники, были сняты цензурные запреты. Заслуженный интерес читателей еще в советское время привлекли работы Г. З. Иоффе, который использовал новые интересные источники. Гласность позволила обратиться к иному типу исследования, и одну из своих книг этот автор посвятил трем лидерам: Керенскому, Корнилову, Ленину [18] Иоффе Г. З. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995. . Данная работа заставляет размышлять о феномене персонификации политического курса: историки вслед за современниками нередко описывают политическую ситуацию через изучение противостоящих друг другу лидеров. Иногда за этим стоит писательский прием: читатели воспринимают историю как комплекс жизнеописаний и ждут именно такого повествования от автора. Вместе с тем историки нередко следуют за современниками, которые противопоставляли Ленина, Корнилова и Керенского не только как личностей, но и как альтернативы общественно-политического развития. Персонификация же исторических процессов ставит вопрос об исследовании приемов персонификации, использовавшихся современниками.

За последние десятилетия появилось несколько биографий Керенского [19] Басманов М. И., Герасименко Г. А., Гусев В. К. Александр Федорович Керенский. Саратов, 1996; Федюк В. П. Керенский. М., 2009; Тютюкин С. В. Александр Керенский: Страницы политической биографии (1905–1917 гг.). М., 2012. А. Б. Николаев опубликовал исследование, посвященное интервью 1917 года, в котором Керенский описывал дни Февраля: Николаев А. Б. А. Ф. Керенский о Февральской революции // Клио. 2004. № 3. C. 108–116. Последняя по времени публикация этого источника: The Fall of Tsarism: Untold Stories of the February 1917 Revolution / Ed. S. Lyandres. Oxford, 2013. А. Е. Рабинович сопоставил политическую тактику Керенского и Ленина: Рабинович А. А. Ф. Керенский и В. И. Ленин как политические лидеры периода кризиса // Политическая история России XX века. К 80-летию проф. В. И. Старцева: Сб. науч. тр. СПб., 2011. С. 209–216. . В некоторых из них тщательно изучаются различные аспекты его жизни. С. В. Тютюкин, например, внимательно рассмотрел деятельность Керенского в Государственной думе. Исследователями введены в научный оборот интересные источники, сделаны важные наблюдения, но деятельность Керенского в 1917 году заслуживает дальнейшего изучения.

Для настоящего исследования особенно важна статья А. Г. Голикова, посвященная не только биографии политика, но и «феномену Керенского»: его репрезентации и восприятию ее общественным сознанием [20] Голиков А. Г. Феномен Керенского // Отечественная история. 1992. № 5. С. 60–73. При описании жизни Керенского автор использует материалы его фонда в Государственном архиве Российской Федерации. Для изучения «феномена Керенского» он привлекает в основном периодическую печать 1917 года. См. также публикацию писем юного Керенского, выявленных А. Г. Голиковым в архиве и подготовленных им к печати: «…Будущий артист Императорских театров»: Письма Александра Керенского родителям / Публ. А. Г. Голикова // Источник: Документы русской истории. (Приложение к журналу «Родина».) 1994. Т. 3. С. 4–22. . Правда, автор рассматривает весь период с марта по октябрь как единый, не обращая внимания на корректировку репрезентации, осуществлявшуюся в зависимости от изменения политической ситуации.

Опираясь на биографии Керенского, используя многочисленные исследования, посвященные истории революции, можно приступить к изучению культа вождя. Этот подход позволит рассмотреть некоторые важные аспекты истории борьбы за власть – трудные для понимания, если использовать традиционные методы изучения политики.

При исследовании культа вождя я применяю подходы, опробованные историками общественного сознания. Прежде всего, это Г. Л. Соболев, который расширил представления историков о 1917 годе, в частности о феномене политического: указал на политические аспекты функционирования массовой культуры, на политическое значение преобразований в церкви. Наконец, предпринятый им тщательный анализ резолюций показал, что сознание активистов разного уровня существенно отличалось от «правильных» установок руководящих органов политических партий. И ранее историки, советские и зарубежные, изучали среду функционирования политических партий и политических деятелей, но речь шла главным образом о социально-экономических аспектах. В исследовании же Соболева ставился вопрос о необходимости изучения культуры и языка для понимания феномена революционной власти [21] Соболев Г. Л. Революционное сознание рабочих и солдат Петрограда в 1917 г. .

Также я опирался на подход, примененный Р. Уортманом для изучения репрезентации императорской власти [22] Wortman R. S. Scenarios of Power. Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Princeton (NJ), 1995–2000. Vol. 1: From Peter the Great to the Death of Nicholas I; Vol. 2: From Alexander II to the Abdication of Nicholas II (см. на рус.: Уортман Р. С. Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. М., 2002–2004. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I; Т. 2: От Александра II до отречения Николая II). . Ранее я уже использовал некоторые исследовательские приемы этого автора, скорректировав их в соответствии с задачами своей работы, посвященной «образам» членов царской семьи в годы Первой мировой войны [23] Колоницкий Б. И. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010. . В книге «Трагическая эротика» я стремился описать не только репрезентацию императора, но и «образы» других представителей династии, либо влиявшие на репрезентационную тактику монарха, либо помогающие лучше ее понять. Меня интересовала не только реконструкция истории создания «образа», но и история его использования. Я пытался изучать не только «положительные» образы членов императорской семьи, но и образы «негативные». Впрочем, противопоставление «негативных» и «позитивных» образов весьма условно: в разных контекстах, разными участниками событий они могут восприниматься и использоваться по-разному.

Подобный подход я применяю и в этом исследовании. Вместе с тем особенности изучаемой культурной и политической ситуации, прежде всего необычайный динамизм революционной эпохи, требуют от историка расширения набора применяемых исследовательских приемов. Больше внимания понадобилось уделить быстро менявшемуся политическому контексту, который непосредственно влиял на конструирование образов власти. Культ Керенского я рассматриваю, сравнивая его с репрезентациями других вождей той поры.