Владимир Кузнечевский - Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой

Опубликовавший в 2005 году этот документ из архива Генштаба военный историк В. А. Анфилов в 1965 году задал вопрос самому Голикову: «Почему вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления изложенных (в записке) планов Гитлера? Вы сами верили этим фактам или нет?»

Ответ был таким: «…Я ему (Сталину) подчинялся, докладывал и боялся его. У него сложилось мнение, что, пока Германия не закончит войну с Англией, на нас не нападет. Мы, зная его характер, подстраивали свои заключения под его точку зрения» [22] Анфилов В. А., Голиков Ф.И . Загадка 1941 года. О войне под разными ракурсами. М.: Вече, 2005. С. 206–207. .

(Во время войны за провалы на командных должностях и проявленную трусость Сталин дважды понижал Голикова в звании. В 1961 году ему, по настоянию Хрущева, было присвоено звание маршала СССР.)

Эту ситуацию я попросил прокомментировать бывшего начальника Первого главного управления КГБ СССР (с января 1989 по 22 августа 1991 года) генерал-лейтенанта в отставке Л. В. Шебаршина (цитируется по диктофонной записи).

« Вопрос . Насколько политические руководители СССР могли в 1941 году доверять поступавшим сведениям о начале германского вторжения? Как бы вы это объяснили?

Ответ . Есть несколько объяснений. Во-первых, насколько я представляю себе это, Сталин не верил тем, кто эту информацию сообщал. Он считал, что это английская дезинформация.

Во-вторых, Сталин рассчитывал, что, если не предпринимать никаких действий, которые могли бы быть квалифицированы немцами как провокации, начало войны удастся оттянуть, хотя Сталин понимал, что война неизбежна.

В-третьих, подготовка к войне Советским Союзом не была завершена. Была дорога каждая неделя, каждый месяц.

В этом свете, что могло происходить с информацией? Разведывательные органы, то есть военная разведка и разведка НКВД, не занимались анализом. Они докладывали наверх живые сообщения источников или документы, полученные от источников.

Наша пресса, российские историки, получившие сейчас доступ к такой разноречивой информации, из этого многообразия отсеивают в основном одной направленности информацию, ту, где шли предупреждения о том, что произойдет нападение. Для чего это делается? По-видимому, для того, чтобы представить Сталина этаким простаком.

Но на деле, я думаю, что другая категория информации, которая ставила под сомнение вот эти предупреждения, и третья категория, которая определенно была и которая напрочь отрицала возможность немецкого нападения, они, наверное, были гораздо многочисленнее и обширнее. По-видимому, эти последние были и более весомыми, чем предупреждения отдельных индивидуальных источников.

Но я не видел нигде ни одного материала, видимо, их просто не было в природе, где бы разведка НКВД или разведка ГРУ обобщила бы сама всю эту информацию и сделала бы вывод, что да, вот по всему кругу источников идет достоверная информация о том, что в мае – июне Германия совершит нападение на СССР.

Как в этом плане оценивать записку Голикова? Из своего опыта знаю, что, когда начинает поступать подобного рода информация, она должна ставиться в центр и коллективный разум должен был оценивать реальность этих вот предупреждений. Был ли тогда такой коллективный разум, или Сталин взял на себя полностью решение всех этих вопросов, я просто-напросто не знаю.

По НКВД не знаю. А вот документы, которые писал Голиков Сталину, я читал. И там есть его собственные слова: «Я склоняюсь к тому, что войны не будет».

Конечно, получив такие предупреждения, Сталин ли, начальник ли Генерального штаба должны были созвать высококомпетентную комиссию, совещание, и даже не одно, а серию совещаний. Но известно, что Сталин подавлял всех своей волей. Идти поперек мнения, линии вождя тогда было смертельно опасно.

Вообще говоря, – продолжает Леонид Владимирович, – истина у нас, как правило, открывается неоднократно. Так что вопрос соотношения информации вообще и действий, решений, принимаемых на основе этой информации, – это далеко не однозначный вопрос.

Вот доложили Сталину, что Германия готовится напасть. Какое решение он может принять? Наносить упреждающий удар? Нечем. Быстро перестраивать армию? Наверное, да. Принимать другие меры, которые позволили бы отодвинуть вот это вот событие? Совершенно определенно – да. Но какие это меры? Это процесс непростой и требующий времени. Наверное, надо было принимать меры, которые позволили бы отодвинуть это событие. Но опять же – как?

Привести армию и всю страну в боевую готовность? Может быть. Но надо иметь уверенность в военной верхушке. А у тебя под боком находятся маршалы и генералы, которые, если ты ошибешься, могут посчитать и по-другому, а завтра вообще тебя к стенке поставить, если что-то будет делаться не так, как они считают правильным. Значит, для уверенности в своем положении, надо сначала от них избавиться.

Я, конечно, огрубляю, но причины катастрофы 22 июня 1941 года надо искать в том числе и в психологии. Подозрительность и недоверчивость Сталина общеизвестны. Я не знаю, был ли на свете хоть один человек, которому бы он доверял? Наверное, не было такого.

Безусловно, в катастрофе 1941 года виновато высшее звено в руководстве страны. Но это высшее звено, оно ведь не с Луны к нам свалилось и не было импортировано к нам из какой-то экзотической страны. Эта верхушка, образно говоря, она ведь была порождением нашей реальности, выросла в совершенно определенных условиях, наших условиях.

И это еще одно из возможных объяснений того, почему в 1941 году все произошло так, как произошло.

Сама система социализма нашего образца – эта политическая и экономическая система рождалась в условиях постоянной жесточайшей конфронтации, внутренней и внешней. Эта конфронтация с внешним миром ведь не была выдумана. И конфронтация правящей верхушки со своим народом, со своими политическими противниками тоже ведь была. Коллективизацию же ведь народ сам никогда бы не придумал.

Посмотрите, что происходило. Как создавалась эта система. Не успели большевики прийти к власти, как тут же пришлось отбиваться, переходить к круговой обороне. Интервенция, Гражданская война – это ведь все не легенды, а самая что ни на есть жестокая реальность. Система с самого начала вынуждена была работать на кризис, на войну. Внешняя угроза никогда не исчезала, никогда не была мифической. И система была вынуждена постоянно приспосабливаться к решению кризисных задач. И индустриализация, и коллективизация могли решаться только с использованием чрезвычайных мер.

Угроза внешней агрессии всегда была реальной, всегда существовала. Вот она и реализовалась в 1941 году. А если бы у нас была другая система, не социалистическая того образца, какая была, а была бы, скажем, парламентская демократия с такой ее организованностью, какая была у нас в 1990-е годы, то я думаю, что вопрос с существованием России был бы в 1941 году решен раз и навсегда. Сработала система. Потому Россия и сумела в войну выстоять.