Йован Дучич - Граф Савва Владиславич-Рагузинский. Серб-дипломат при дворе Петра Великого и Екатерины I

Брат этого Матии Катла из Смирны, Илия Катло (как сообщает своему правительству Барка), написал Савве Владиславичу нехорошие слова в адрес Барки: «Miesise oudi od gniegouieh priateglia golem quas, nesnam nastochie suersciti» [37] Славянский текст написан латинскими буквами: «Вмешивается здесь со своими приятелями в темные дела, не знаю, чем закончится». (Прим. пер.) .

Матия опять-таки жалуется на Барку из-за некоего султанского фирмана.

По этим мелочам нетрудно заключить, что Лука Барка и Савва Владиславич в Царьграде находились в тесном и частом контакте, а также плотно сотрудничали, что могло принести большую пользу во время Морейской войны, когда само существование Дубровника и Герцеговины было под большим вопросом.

Правда, можно поставить под сомнение факт политического сотрудничества официального представителя Дубровника с истинно сербским патриотом, настоящим преданным герцеговинцем. Мы еще увидим, что во время Морейской войны Дубровник сотрудничал с Турцией и помогал ей бороться с культурной христианской Венецией. При этом он исходил из собственных государственных интересов, в то время как Савва Владиславич посвятил себя делу свержения турецкого ига, одновременно не желая победы Венеции в Герцеговине и Далмации, которым также смертельно угрожала республика Святого Марка.

Что же касается письма Дуки Владиславича, хранящегося в Архиве Дубровника, написанного латиницей в 1699 году по возвращении из Царьграда его сына Живко, то оно действительно является исключением. Это письмо, как и два других, написанных кириллицей, демонстрирует великолепный почерк, а также благородство и воспитанность Луки Владиславича, особенно если принять во внимание, что эта рукопись родилась в мрачном XVII веке, в нищей и многострадальной Герцеговине. Его письма демонстрируют грамотность и высокий уровень культуры, равно как и образованность. Это отражается и в элегантном и остроумном автографе Саввы, оставленном на одном из писем, исполненном официальным каллиграфом. Оба эти письма, Дуки и Саввы, дают повод предположить, что, возможно, еще до их рождения наши сербские семьи обладали высокой культурой и духовностью, каковой могли при случае блеснуть, и что они, вероятно, учились в школах Дубровника, Боки и Далмации, а может, и в Венеции. Рукопись Дуки, исполненная латиницей, даже сейчас может сойти за рукопись нынешнего литератора, а та, что написана кириллицей, выглядит необычайно изящно и на первый взгляд напоминает прозаический текст, исполненный искусным греческим каллиграфом. Дука, как и Савва, несомненно, был весьма образованным человеком.

Письмо Дуки, написанное латиницей, гласит:

В 1699 году на нашу последнюю светлую масленую ночь.

Пресветлым и многоуважаемым Господам дубровницкой Республики. Лишь бы вы, Господа, узнали, как сынок мой Живко из Царьграда вернулся, и примите курьер от Вашего пресветлого Господина, что пишет нам во Влахи и рекомендует вам не посылать его самого, но найти верного юношу и послать его с ним, а ежели что внутрь вложить следует, можете ему довериться, ибо он верный юноша, о чем вам господин Влах свидетельствует, и пишет не менять его, потому как хорош он и из доброго дома родом, и договорились мы за два цехина всего, потому и просим вас заплатить ему хорошо, потому как все пути снегом замело и трудно пробраться сюда было, но в путь отправился через Сараево, и я это сегодня не сгущаю [38] Слово « сгущать », которое и сегодня употребляют в Фоне, Горажде и других местах и означает «преувеличивать », « злоупотреблять ». , я, Дука Владиславич, ваш друг и слуга верный во всяком деле, а что мы и сами сильны, то не будем стыдиться совета вашего послушать.

Очевидно, в этом письме речь идет о проблемах в сообщении с Царьградом. Характерна последняя фраза письма Дуки, в которой он говорит с сенатом Дубровника как друг, имея в виду, что он оказывает услуги, несмотря на то что сам является дворянином.

Существует еще одно вроде бы позднее письмо Дуки, написанное кириллицей. Оно не датировано, но профессор Ристо Ковачич, опубликовавший его еще в 1884 году, полагает, что оно написано в 1704 году, поскольку тогда Барка все еще был консулом в Царьграде. Однако мы, разыскивая в Архиве Дубровника автографы Дуки, так и не смогли точно датировать письмо. Существует и третье письмо Дуки, отправленное из Фочи в 1705 году, примерно в то же время, что и второе. Оно, как и предыдущие два, находилось в дубровницкой дипломатической почте, отправленной из Царьграда. Барка в своих сообщениях правительству Дубровника часто говорит, что посылает то или иное свое письмо, «препорученное Дуке Владиславичу в Фоче» или «которое я препоручил упомянутому Владиславичу», каждый раз добавляя, что тот в Фоче.

Вот второе письмо Дуки, которое, как мы видим, интересно и другими своими особенностями:

Пишет Дука Владиславич пресветлым и многоуважаемым господам дубровницким поздравление и при том понимая, что ваши книги, что вы отправили в Царьград через меня к господину Луке Барке, не дошли, да и сам я послал тому десять дней в диван хевенди Милетковичу, этот человек добрый и приятель мне большой, но человек его сказал мне, что у него дела в селанике [39] То есть в Солуне. (Прим. пер.) , не мог ранее вернуться, а книги эти придут – ежели не помрет – к господину Луке Барке, не думайте плохого, спасайтесь во смирении. Дука ваш слуга писал на святого Илию.

Передать господину Баро Бетере в почтенные руки в Дубровник.

Имя Дуки Владиславича затерялось уже в первые годы XVIII века, и никаких следов ни в Архиве Дубровника, ни в народных преданиях уже не найти, вероятно, потому, что он в это время (после 1705 года) умер. Это доказывает и тот факт, что ни жена Дуки, госпожа Сима, ни ее сноха, госпожа Канда, жена Живко, отправляя в 1712 году письмо боснийскому визирю, ни одним словом не вспоминают своих мужей. Если бы их мужья были живы, то, вероятно, сами бы обратились к боснийскому визирю во имя старой дружбы, даже если бы они были в то время где-нибудь в отъезде, например в Царьграде. Конечно, немного странным кажется то, что они не упоминают покойных мужей, но о них свидетельствуют слова «дабы твои невольные сироты вздохнули»: в Герцеговине слово «сирота» употреблялось для обозначения не только ребенка, лишившегося родителей, но и женщин, оставшихся без мужей, кормильцев или покровителей.

Я не сразу вспомнил, кто такой был Баро Бетера, которому Дука отправил в Дубровник свое письмо «в почтенные руки». К великому моему удивлению, он оказался никем иным, как отцом Павлицы, матери Руджеро Бошковича [40] Руджер Бошкович (1711–1787), ученый, физик, математик, почетый член Санкт-Петербургской академии наук. (Прим. пер.) , нашего великого астронома. Баро Бетера родился в уважаемой семье торговцев, в 1610 году переселившейся из итальянского Бергамо в Дубровник, где она стала совершенно славянской [41] Во францисканском монастыре в Дубровнике находится книга под названием «Genealogie delle famiglie Ragusse». Судя по ней, во время рождения Руджеро Бошковича в Дубровнике жили две семьи Бошковичей: одна родом из Доли у Стона, вторая – из Ораховицы в Поповом поле (но ни одной из Требинья или старинного Покрайчича). Естественно, их эта книга не упоминает как православных, хотя Ораховац в Попове, известный и как Орашац, село православное. Разве можно поверить в то, что в дубровницких церковных книгах не записано, когда эта семья перешла из православия в католичество, – семья, настолько известная своими сыновьями? . Этот Баро Бетера был прекрасно образованным торговцем и даже известным дубровницким поэтом. Он издал в 1699 году книгу «Оронта из Ципра», перевод с итальянского, а также книгу « Благопристойная щедрость семи песен покорности Давидовой», тоже в Венеции, в 1702 году, и, наконец, « Размышления святого Агустина», 1701.