Альбина Коновалова - Тайна без точки

– Мы приехали из Дагестана, – сказала Сафинат Гаджиева. – Мой муж был гражданским специалистом, а деньги пообещали только членам экипажа. Как быть?

– Приравняем вашего сына к членам экипажа, – ответил Путин.

– Мы с Украины, – сказала Антонина Садиленко, – там с нас такие налоги за жилье возьмут, что страшно.

– Зачем вам Украина? – сказал Путин. – Мы вам здесь дадим жилье.

– Прям щас?

– Нет, щас не дадим! Зал рассмеялся.

– Мне нужен брат! – сказала Рита Щавинская. – Я верю, что там есть живые. Я требую, чтобы их достали!

– Окружающие вас люди говорят вам, что их можно спасти, – доброжелательно ответил Президент. – Вы им верите, но они вас обманывают. Нам всем очень больно, нам всем жить с этим крестом!

– Но почему нет спасательных средств?

– Они есть, но они не сработали.

– У нас с 1983 года аварийная служба флота не способна никого спасти! – сказал Анатолий Сафонов.

Выкрики из зала:

– Наши спасатели несколько дней не могли залезть в эту лодку. Норвежцы это сделали за один час.

– У меня уже сил нет! У моих родителей сил нет! А они сидят там и жд ут. Мы верим, что ждут!

– Да что же, у нас нет таких водолазов?

– Да нет в стране ни шиша! – рассердился президент.

– Мы предлагали свою помощь! Мы – водолазы! – говорит один мужчина. Почему нам отказали?

– Специалисты у нас есть, и в том числе по глубоководным погружениям, но оборудование будет идти месяц-два, – сказал Путин.

– Кто ответит за некомпетентность? – выкрик из зала.

– За некомпетентность надо ответить! – сказал Путин.

– Почему вы так поздно приехали?

– Первое желание такое и было, приехать сразу, – сказал Путин. – Но один слух, что я приеду, что бы тут произвел? А сколько людей я бы привез? Мы бы не дали вам работать.

– В субботу в пять часов вечера женщины в гарнизоне уже знали о случившемся, – сказала Мария Станкевич, жена капитана медицинской службы Алексея Станкевича. – А руководство флотом не знало? Ответьте, когда вы отдадите наших мальчиков? Нам сказали, что их достанут через год?

– Их достанут в течение месяца! – ответил Путин.

– Будет ли в Видяево ЗАТО? – это спросил капитан 1 ранга Олег Горелов, командир моего мужа.

– Видяево не может быть офшорной зоной, – ответил Президент. – Здесь служат честные люди. Люди, которые стоят за этим, не платят налоги, а себе в карман кладут тысячи. Там будут одни жулики.

То есть, ответ был отрицательным. Но Путин не сдержал своего обещания и уже через год подарил Видяево звание закрытого территориального образования, а вместе с ним и некоторые льготы.

Встреча продолжалась два часа сорок минут. У меня осталось впечатление, что он приехал именно тогда, когда должен был приехать, то есть, когда люди обессилели. Что он говорит именно то, что хотел сказать, и что все мы стали участниками продуманного сценария.

23 августа

День траура! Простой и великий! Суетливый и суматошный! В этот день выдают свидетельства о смерти. Деловито и четко.

– А мы ведь завтра уезжаем. Не успели поговорить о Максиме… – мы встретились на улице с Клавдией Рейда, мамой Олечки Вишняковой.

– Почему такие уходят? – мы обе заплакали.

Когда Максим пел, зал затихал от восторга – глупо, но его называли видяевским соловьем. С Олей мы познакомились во время «автономки» 1999 года. Для меня Оленька Вишнякова навсегда останется олицетворением самой чистой любви «курянок» – нежная, ранимая, чуткая. «Этот удивительный ребенок», как называл жену Максим, окажется выдержаннее и крепче многих.

Тихон Андреевич Багрянцев. Редкое душевное здоровье отличает этого уже немолодого человека. Я помогаю ему дозвониться до Севастополя, записываю все необходимые сведения.

Заметив мой пристальный взгляд, он спрашивает:

– Что?

– Вы так похожи со своим сыном!

– Да, все говорят! – гордостью осветилось его лицо.

Мы долго беседуем. Он не причитает, не плачет – но нитроглицерин так и мелькает перед глазами, он глотает таблетки одну за другой. Точно таким же быстрым движением, вскидывая руку, поглощал Владимир Тихонович свои витамины из баночки – мог угостить, это было наивно, и я всегда смеялась.

Позднее приходит Марина Белова. Мы садимся на кровать в коридоре, которые там поставили для тех, кому приходится делать уколы или кто падает в обморок и шепчемся: о Мише, о ней, о любви. Потом идем к психиатру Сергею Джангалиеву.

Беседуем с отцом Димы Колесникова – Романом Дмитриевичем. Он обстоятельно рассказывает про свою теорию преждевременной гибели гигантских сооружений. Избегает разговора про сына, словно ему больно.

Собраны первые списки беременных от гражданского брака. Потом, когда потребовали справки от врача, из этого списка кое-кто исчез-испарился.

24 августа

Похороны словно подводят черту под горем. Наверное, кульминация страданий приносит облегчение и успокоение. Ритуальные прощания с подводниками стали пограничным рубежом между отчаяньем и возрождением.

Памятник, который стоит при въезде в поселок, ничем не отличается от сотен других – холодный гранит, строгие плиты. Всегда недолюбливали это торжественное место видяевцы, далеко стороной обходили и грибники. Почтение, граничащее с суеверностью, царит возле памятника «Подводникам, погибшим в океане». Сюда и привезли родственников – на этом месте был заложен камень героям «Курска». Склон был усеян горем и цветами, камень омыт самыми чистыми слезами, а плач и рыдания поднялись в сопки, застыв там незримым следом событий.

Затем все едут в губу Ара, где стоит корабль «Клавдия Еланская», нарядный, словно весенняя бабочка. На фоне строгих подлодок он кажется кружевным и воздушным. Причал на восьмом пирсе символически разделил жизнь надвое. Слева – атомный крейсер «Воронеж», такого же класса, как и «Курск». Справа – теплоход «Клавдия Еланская».

Из настоящего – только эта узкая бетонная полоска среди моря, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и бессмертие, может быть.

Когда теплоход развернулся и плавно отошел от пирса, на «Воронеже» черные ряды моряков вскинули руки к козырьку. С высокого борта белого теплохода они кажутся игрушечными солдатиками. «Еланская» осторожно обходит подлодку – она сидит в воде низко и вся ее грозная сила скрыта морем.

Подводники развернулись вслед нашему кораблю – этот момент словно застыл в истории, даже чайки перестали кричать.

Ласковая вода залива медленно, словно нехотя, понесла теплоход в открытое море. И впервые все происходящее показалось мне чудовищным сном. Вот сейчас я проснусь и пойму, что подводных лодок не бывает на свете. Жизнь, настоящая жизнь – она вот такая, как на «Клавдии Еланской». А в тесном чреве подводной лодки – такой не может быть жизнь, такой не должна быть жизнь. И то, что произошло с «Курском» в лучшем случае – небытие, в худшем – ад кромешный. Быть может, ад вообще здесь, на Земле, а не где-нибудь в Аду?