Владимир Лопухин - Записки бывшего директора департамента министерства иностранных дел

Каковы были в описываемую эпоху последних годов конца XIX века политические настроения того общественного слоя, который являлся так называемым правящим классом дореволюционной России?

Самые разнообразные. Начиная от абсолютного индифферентизма и от крайне правых до реформистски левых, в зависимости от разных социальных и профессиональных группировок, на которые разбился этот слой, при отсутствии единого руководящего классового сознания. Ибо не было уже в ту пору сословного правящего класса как организованного целого. Хозяином положения становился торгово-промышленный и финансовый капитал.

Некогда был в России правящим дворянский класс. Но в описываемые годы дворянство как сословная организация перестало существовать. Процесс дворянского оскудения в эти годы уже завершился – подозревавшеюся, но в момент ее наступления оставшеюся незамеченною современниками смертью сословия. Производившиеся попытки его оживить были потому именно безрезультатны, что производились не над умирающим, а над трупом. Остались люди, имевшие свидетельство о приписке к дворянскому сословию, и окраинное прибалтийское дворянство, но российского дворянского сословия не было. Остались дооскудевавшие помещики заложенных и перезаложенных имений, из дворян обратившиеся в приказчиков земельных банков. Удержавшие состояние аристократические верхи, весьма немногочисленные, в значительной части представленные балтийскими немцами, сгруппировались вокруг трона. Образовали касту царедворцев, использовавших близость к верховной власти в обслуживание и ограждение личных своих интересов. Наросла оторвавшаяся от дворянского землевладения сильная бюрократия. Выдающееся положение занимали в ней многочисленные выходцы из других сословий. Сословных перегородок на гражданской службе не существовало, поскольку бюрократии было жизненно необходимо привлечение талантов. Однородно-целостным было гвардейское офицерство, пополнявшееся исключительно лицами дворянского происхождения. В армии офицеры из дворян не преобладали. Оторвавшиеся и полуоторвавшиеся от дворянского землевладения помещики достойно украшали собою академии и профессуру высших учебных заведений. Были среди них выдающиеся ученые, писатели, художники, артисты, врачи, инженеры и др. Дворяне, доживавшие на земле в качестве, как упомянуто, приказчиков земельных банков, представляли собою наиболее инертный, наименее стойкий и жизнеспособный элемент, оставшийся от прежнего сословия. Заполняя местные земские и городские учреждения, они представляли собою российскую «общественность». Российское купечество выдвинуло в городах новое просвещенное, европеизированное поколение. Но просвещенность его была чисто внешнею. В основе его деятельности в описываемую эпоху все же лежала унаследованная от отцов и дедов свойственная вообще торгово-промышленной экспансии жажда стяжания. Просвещенности не хватало умерять эту жажду. Перед наступлением революции это модернизированное поколение русских купцов уже не подчиняло себе приобретавший гипертрофическое развитие капитал, которым владело, а под влиянием осложнившейся экономической обстановки и нездоровых авантюристских финансовых воздействий само оказалось во власти капитала, утратив инициативу и уносясь по течению.

В основе всего лежали эгоизм и зависть. Круги, обязанные своим благосостоянием старому строю, поддерживали его. Люди подальновиднее задумывались над тем, насколько их обеспечивает данный строй на будущее время. Однако в то время, о котором идет речь, были лишь предвозвестники потрясений, и они не были убедительны для большинства в качестве угрозы строю, аргументированному веками. Поэтому из людей, которых этот строй кормил, большая часть не только стояла за него, но, отгородившись от вопроса о реформах, поставленного в конце царствования Александра II, всем царствованием Александра III и началом царствования Николая II, считала нежелательными и вредными какие бы то ни было изменения в формах и порядках управления. К числу людей, обязанных своим благосостоянием именно данному строю, принадлежали образовавшие касту царедворцев аристократические верхи и верхи бюрократии и офицерства. Большинство лиц этих состояний были настроены политически консервативно. Также были настроены, в силу преимущественно кастовой сплоченности, далеко не во всех случаях сытые при прежнем строе офицерские низы. Немногие более дальновидные люди, стоя принципиально за данный строй, признавали необходимыми в целях его сохранения подсказывавшиеся ростом страны и изменившеюся обстановкою реформы. Многие, усыпленные видимостью спокойствия, проявляли абсолютный политический индифферентизм.

Оппозиционно были настроены профессора, писатели, художники, артисты, врачи, инженеры. К этому их обязывала принадлежность к определенным профессиональным группировкам, оппозиционным par excellence.

Земская и городская общественность? На то она и была общественностью, чтобы быть непременно оппозиционною. Валить режим эта общественность не хотела. Крайности ее пугали. Но реформы подавай. И такие, которые диктовались завистью общественников к бюрократическим верхам. Хотим занять ваши кресла! Старое, но куда как жизненное: ôte-toi pour que je m’y mette [145].

Модернизированные промышленники также были настроены оппозиционно. Этого требовала европейская просвещенность. И также завистливо смущали курульные кресла. Хотели участвовать в законодательстве и в управлении. Но направленных к улучшению рабочего быта законодательных мер не желали, ограничиваясь мелкими подачками рабочим в порядке хозяйской милости.

Между тем рабочий вопрос стал перед властью крайне остро и настойчиво требовал разрешения. Рабочие пропагандировались и волновались. Учащаяся молодежь тоже. Крестьянин хотел земли. В некоторых местностях сказывался подлинный земельный голод. И надо было во что бы то ни стало его утолить. Но ничего в этом отношении не предпринималось. Больными были вопросы окраинных национальностей, еврейский вопрос и др.

Недовольною из-за относительно скудного заработка, а потому оппозиционною была масса мелких служащих государственных установлений, для которой низкий образовательный ценз преграждал доступ к лучше оплачивавшимся старшим должностям. Численно эта масса была значительна. И к ней примыкали находившиеся приблизительно в одинаковых условиях мелкие служащие земских, городских и других общественных организаций, частных установлений и предприятий.

Возвращаясь к событиям 1898 г., отмечу, что правительство деятельно занялось дальневосточною экспансиею в связи с занятием Порт-Артура и Талиенвана и состоявшимся соглашением с Китаем о проведении нами через Маньчжурию железной дороги, имевшей связать эти пункты с нашею Сибирскою магистралью (Восточной Китайской жел<���езной> дор<���оги>) [146]. Мы занялись и Кореею, стремясь, как это пытались объяснить, обеспечить ее независимость от посягательств Японии. Для охраны корейского императора мы даже «дружественно» ввели в Корею наши войска. Но неблагодарный корейский император остался этим недоволен. Согласно выраженному им желанию мы вывели войска из Сеула [147]. Помню, как в Петербурге в обществе чрезвычайно по этому поводу возмущались: и черной неблагодарностью корейского императора, и коварными происками японцев, и чрезмерной нашей деликатностью и уступчивостью.