Владимир Лопухин - Записки бывшего директора департамента министерства иностранных дел

За концертным балом в Зимнем дворце последовал раут у министра иностранных дел графа В. Н. Ламздорфа. Приглашения были разосланы, помимо дипломатического корпуса, сановного, придворного Петербурга и петербургской знати, также и всем чинам министерства. Поэтому в число приглашенных довелось попасть и мне. Квартира министра в крайнем левом крыле обращенного фасадом к Зимнему дворцу большого полуциркульного здания Главного штаба, с серединною аркою на Большую Морскую улицу, выходила окнами и парадным подъездом на площадку перед Певческим мостом, имея напротив левую сторону Штаба войск гвардии и Петербургского военного округа, обращенного лицом на Дворцовую площадь, а другою, правою стороною – на Миллионную улицу. Квартира представляла ряд обширных зал изящной архитектуры, богато убранных стильною мебелью, великолепною бронзою и редкими картинами из Императорского Эрмитажа. Залы различались цветом обивки мебели и портьер. Первый, направо от входа, украшенный легкими мраморными колоннами, был убран в желтый цвет и назывался Желтым. За ним и по другую сторону от него следовали залы, убранные в другие цвета, едва ли не до исчерпания основных цветов спектра. Анфиладу зал отделял от внутренних комнат квартиры министра длинный и широкий коридор, представлявший собою сплошную галерею писаных масляными красками портретов, в массивных золоченых рамах, канцлеров, вице-канцлеров, министров иностранных дел и других высших сановников, начиная от эпохи императора Александра I. В аванзале, выходящем на парадную лестницу, встречал гостей неизбежный Савинский. Во внутренних покоях небольшого роста, с зачесанными волосами над полыселым лбом, маленькими усиками под тонким классической формы носом, приветливо улыбавшийся граф Ламздорф переходил от одной группы гостей к другой и из одной залы в другую. Задерживался в короткой беседе с наиболее значительными лицами. Не упускал, однако, подарить крепким рукопожатием и ласковою, почти радостною улыбкою каждого и из нас, своих многочисленных сослуживцев. Вот его «друг» – массивный, огромный, нескладный Сергей Юльевич Витте, с холодным блеском громадной силы гипнотизирующих глаз над искалеченным луесом носом, в овале лица, удлиненного трепаною русскою бородкою. Сергей Юльевич и гр<���аф> Ламздорф – «друзья», друзья настолько, что и всю официальную переписку на имя министра финансов от имени министра иностранных дел было предписано начинать, вместо стереотипного титула «Милостивый государь», ласково дружеским обращением «Дорогой Сергей Юльевич!» Рядом с Сергеем Юльевичем его супруга Матильда Ивановна, шавельская еврейка, обладавшая в молодости, по свидетельству современников, привлекательною красотою, умело ею использованною в блестяще завершенном восхождении со ступени на ступень по лестнице больших успехов. К ней протягивалось много рук с предложением опереться на них на подъемах. Она выбирала сильнейшие. Числом же их не смущалась. От прежнего своего мужа Лисаневича вышла за Сергея Юльевича только после получения им первого его министерского портфеля – путейского ведомства. Из известных мне лиц была близка двоюродному брату моего отца князю Николаю Дмитриевичу Оболенскому. Казалось, всего достигла. Одного добиться не удалось, несмотря на настойчивое желание, это быть принятою ко двору. Ей одной из всех жен министров упорно в этом отказывалось. Матильда Ивановна была женщина незаурядного ума. И при всем выдающемся уме Сергея Юльевича в значительной мере влияла на него. Занялась его воспитанием. У Сергея Юльевича совершенно не было так называвшихся манер. И он любил сквернословить, не стесняясь соответственно «выражаться» в официальной служебной обстановке. Сергей Юльевич не знал языков. Матильда Ивановна настояла на воздержании супруга от «красочных» народных выражений, обучила Сергея Юльевича, насколько умела, языкам. Он стал их понимать. И хоть кое-как, с плачевным акцентом, но мог все-таки связать по несколько слов по-французски и по-немецки. Лишь после этого ему представилась возможность официальных больших, по его роли и значению, выездов в Европу. А манеры? Не успел Ламздорф отойти от четы Витте, как, наблюдая за происходившею беседою друзей, я вижу огромного, тяжелого Сергея Юльевича согнувшимся над оброненным дамским платочком. Вот он его поднял и, склонившись, протягивает обронившей его даме. Ни дать ни взять, французский маркиз эпохи королевского Версаля. Поодаль – военная группа. В центре популярный умница – генерал М. И. Драгомиров, киевский генерал-губернатор и командующий войсками Киевского военного округа. Большой рост. Широкая, коренастая фигура. Некрасивое, умное лицо, скуластое, монгольского типа. В соседнем зале беседуют небольшого роста мужичок в генерал-адъютантской форме, со спутанными волосами и бородкою, и большой, длинный франт в штатском, очень холеный, с лысою яйцеобразною головою, обладающий большим, скошенным набок носом. Это министры: военный – Куропаткин и внутренних дел – Сипягин. В стороне, в окружении составившейся из неведомых мне лиц небольшой аудитории, о чем-то разглагольствует издатель «Гражданина» [173]кн<���язь> Мещерский, высокий старик отталкивающей внешности и отменно плохой репутации. «Гражданина» мало читают, но читает его царь. А потому издатель «Гражданина» делает политику и имеет влияние. Он клеветник. Его били. Он не укрывающийся гомосексуалист. Любовников проталкивает в карьеру. Иностранный дипломатический корпус представлен полным составом посольств и миссий до молодых секретарей и атташе включительно в сопровождении дипломатических дам – супруг и дочерей дипломатов. Своеобразную группу представляет китайское посольство в национальных костюмах. Иностранцы флиртуют со своими и с русскими дамами. Кое-где играют в бридж на расставленных в нескольких залах карточных столиках. Лакеи разносят чай со сладостями, бокалы шампанского. В колонном зале роскошный буфет со всевозможными холодными блюдами, кондитерскими тортами, печеньем, конфектами, мороженым, разнообразными фруктами и шампанским, льющимся рекою. В залы вливается новый поток приглашенных. Прибыли запоздавшие гости из театров и концертов. Становится настолько многолюдно, что, несмотря на обширность помещения, ощущается теснота. Царит полная непринужденность. Сходятся группами лица, давно и хорошо знакомые друг с другом. Поэтому им весело. И чувствуют они себя на этом дипломатическом рауте как у себя дома. Играет прекрасный оркестр. Музыка еще поднимает настроение. Курить собираемся в крайнем зале, в конце анфилады, примыкающей к служебным помещениям министерства и обычно служащем приемною перед кабинетом министра. Курим и в коридоре, со стен которого на нас явно неодобрительно смотрят высокомерно-строгие лики александрийских вельмож. Расходимся неохотно. Но оркестр умолк. Шампанское иссякло. Залы наполовину опустели.